— И черт с ним… — пробормотал капитан. — Туда ему и дорога… Вы обратили внимание, что он одинакового с вами телосложения? Обратили?

— Нет, если честно. А что — похожи?

— Ну, близнецами я бы вас не назвал, но если смотреть в темноте и если не быть с вами обоими близко знакомыми… Вставай, Серж!

Люмьер протянул руку.

Вот сейчас, подумал Трубецкой. Если убивать, то сейчас, когда он будет помогать мне встать. Один удар… или… Или пусть живет? Он же, кажется, что-то надумал? Не на расстрел же он меня поведет, в самом деле…

Трубецкой встал, оперся рукой о стену.

— Плащ и кивер, — сказал Люмьер. — Возьмешь плащ и кивер этого идиота. Никого из тех, кто тебя видел сегодня в лицо, во дворе нет. Надеюсь, на улице тоже. Значит, тебя никто не опознает. Ты меня слышишь?

— Да… Что? Да, слышу… — Трубецкой с трудом перевел дыхание.

Пожалуй, он бы и ножом ударить толком не смог бы…

— Значит, делим твои пистолеты: один — тебе, один — мне. Вернее — ему… Черт, возьми его мундир… Сюртук будет тебе впору.

— Хорошо… — Трубецкой медленно расстегнул пуговицы на своем мундире, стащил вначале с одного плеча, постоял с минуту, приходя в себя, стащил с другого. Уронил.

— Тебе совсем плохо, — констатировал капитан.

— Ему — хуже, — прошептал Трубецкой.

— И не поспоришь, — согласился Люмьер, сам стащил с убитого сюртук, помог одеться Трубецкому. Мундир князя остался лежать на полу.

— А если меня схватят?

— Постарайся, чтобы не схватили. Конечно, правильнее было бы тебя убить…

— Да нет уж, ладно, давай лучше обойдемся без этого…

— Давай. Я выхожу из этой избы…

— Это баня.

— Да хоть сортир, мне все равно! Я выхожу и говорю, что ты… что мы тебя схватили, но ты просил дать тебе возможность умереть быстро. Мы — я и лейтенант Сорель — люди не жестокие, поэтому…