Глава 4

Мы идем молча. Это... мило. Мне нравится тишина. Особенно нравится, когда мне не задают вопросы. Прохладный ветерок приятно щекочет кожу. Волны омывают пальцы ног, и я забываю, что мы вообще идем по песку. Время от времени я наклоняюсь, чтобы поднять ракушку. Фишер начинает указывать на них после того, как замечает мое восхищение. Я начинаю собирать их, и когда моя ладонь наполняется, он берет их у меня и кладет в карман.

Когда я допиваю «Маргариту», Фишер забирает у меня пустой стакан и относит его в мусорное ведро. Он легко бежит по пляжу, я же едва могу идти по глубокому песку не спотыкаясь.

— Тебе весело? — спрашивает Фишер, возвращаясь ко мне.

— Думаю, да.

— Хорошо. Можно подержать тебя за руку? — спрашивает он, протягивая ко мне руку и выглядя восхитительно неуверенным.

Я пожимаю плечами, вкладываю свою руку в его, и он улыбается, как будто выиграл приз. Мне хорошо от этого. Лучше, чем я чувствовала себя в последнее время. Рука Фишера, сжимающая мою, не так уж и плохо. Сто лет не держала мужчину за руку. Я забыла, как это приятно. Я представляю себе образующуюся трещину в стене, которую построила вокруг себя. Чем дольше мы идем, тем больше она осыпается.

Фишер ограничивает свои вопросы такими вещами, как «Как насчет этой ракушки?» или «Ты когда-нибудь видела такую?». Это успокаивает. На такие вопросы я могу и хочу отвечать.

С каждой минутой становится все темнее. Я еле могу разглядеть его лицо в свете, падающем из соседних отелей. Не знаю, как далеко мы ушли, но, должно быть, уже поздно. Я могла бы проверить свой телефон, но он спрятан в лифчике, и я не хочу тянуться к нему. Поэтому оглядываюсь, чтобы посмотреть, как далеко мы от моего отеля. Трудно сказать.

— Тебе нужно идти? — спрашивает Фишер.

— Да. Наверное, пора. У меня завтра утренний рейс домой, и мне еще нужно собрать вещи.

— Где твой дом?

— В Калифорнии.

Он кивает. Ему грустно. Я вижу. Мое сердце трепещет в груди. Думаю, я тоже это чувствую.

Фишер сжимает мою ладонь. Это только я или мы оба идем медленнее? Несколько минут мы молчим. Я вздрагиваю, когда порыв воздуха касается моей теплой кожи.

— Тебе холодно?

— Я в порядке. Сегодня было слишком много солнца. — Я обхватываю себя свободной рукой.

— Я как печь. Если хочешь, можешь прислониться ко мне, пока мы гуляем. Все будет в порядке. Я же сказал, что защищу тебя. Это также включает и защиту от ветра.

Я резко останавливаюсь, и Фишер делает шаг вперед, не выпуская моей руки, прежде чем замечает это. Я смотрю на наши руки, вытянутые перед нами, и он смотрит... направо. Я вдруг чувствую, будто знаю его целую вечность, и что моя рука принадлежит ему.

— В чем дело? — спрашивает он, глядя на меня.