В таборе поднялись плач и вопли. Поляки-кяфиры обильно осыпали табор снарядами, казаки же, пришедшие к нам на помощь, поливали табор свинцом. Поднялась страшная суматоха. 23-го дня месяца зульхидже 1067 (2 октября 1657) года венгры из лагеря вступили в бой, открыв огонь из пушек и ружей. Три часа продолжалось великое сражение, и от черного порохового дыма глаза перестали различать окружающее. Крики воинов Афрасиаба «Аллах! Аллах!», раздававшиеся вне табора, и крики «Иисус! Иисус!», доносившиеся из табора вместе со звуками барабанов и труб, достигали небес. Сколько тысяч душ осушили в это время кубок смерти!

Когда неверные увидели, что татарские воины, схватив и связав царевичей, пришедших с повинной, стали удаляться от табора, они тотчас же собрали все свои силы, захватили пушки и с криками «Иисус! Иисус!» устремились вслед за татарами и вышли в поле. А казацкие и польские войска стремительно ворвались в табор с тыла и начали грабить. Когда татары сказали им: «Вернитесь, довольно!», оказалось, что все неверные-венгры, величие Аллаху, вышли из лагеря и на поле [боя] дрались, как собаки.

Целый час продолжалось в атаках и наступлениях /142/ великое сражение, битва, достойная Рустема, такая безумная схватка, что ни Чингиз-хан, ни Хулагу-хан, ни Тимур-хан, ни Тохтамыш-хан, ни Сюйхи-хан, ни Сенкеле-хан не видели подобной битвы, подобного ожесточенного боя, подобной смертельной борьбы. Даже известные капитаны неверных, боеспособные немецкие солдаты, все негодяи, смешавшись на поле боя с землей, отправились в этой битве на дно ада, [ибо сказано]: «Все возвращается к своей первооснове». А оставшихся в живых, взяв в кольцо, превратили в обезьян, пораженных снарядами, и свиней, пораженных стрелами. Было столько убитых, что человеческая кровь текла подобно рекам, и оставшиеся в живых восклицали: «О, если бы мне стать прахом!». Огромное, безграничное множество венгров прошло сквозь зубы меча в этой великой битве. От гула пушек и ружей двух подобных рекам войск, свиста стрел, от людских воплей, шума и смятения, ржания коней мир потонул в криках и суматохе. От черных дел сверкающее огненное лицо солнца потеряло свой блеск и силу, от черного порохового дыма лицо солнца покрылось грязью.

Польские и казацкие войска захватили в этой битве огромное богатство и обильное достояние, а всю живность забрали быстрые как ветер татары. Было захвачено двадцать семь тысяч пленных, а восемьдесят семь тысяч трупов неверных валялись под ногами лицом к земле. Делая саблями метки на спинах, стали считать количество врагов, и оказалось, что убито восемьдесят семь[66] неверных. Пленные же, список которых составил кади хана, были сокрушены и подавлены.

С нашей стороны чашу смерти осушили семьсот человек из татарского войска. Их тела были пересыпаны солью и на плотах переправлены в Крым. А тела семи тысяч шестидесяти пяти душ поляков, казаков и других неверных, прибывших к нам на помощь, были преданы земле. Было взято столько трофеев, что все татары продвигались к себе на родину от стоянки к стоянке [с трудом]. Сорок тысяч буджакских татар выиграли в этой битве, став союзниками достославного хана. В восьмидесяти тысячах повозок, захваченных в таборе, были подобные сверкающему солнцу пленницы-невольницы, каждая из которых /143/ стоила хараджа со всей Румелии, а проданы они были за трубку или за окку хлеба.

Особо для хана были захвачены три повозки добра. Что было в них, я не знал. Вся казна и все продовольственные запасы Ракоци целиком были захвачены для хана, а остальное разграбили калга-султан, нуреддин-султан, [племена] ширин, мансур и другие невежественные народы, когда они были в лагере. Но все боеприпасы и сорок пушек были захвачены для османов.

Благодарение богу, в этой битве и на мою, ничтожного, долю выпали семь гулямов, три солнцеликие девушки, семь венгров, десять ружей, семнадцать серебряных подносов, серебряный крест, два стремени венгерской работы, серебряный кубок и еще много подобных вещей.

Благодарение богу, мы благополучно вернулись в наши жилища. Теперь среди крымских татар эту войну называют мужественным походом против венгров. Если какой-нибудь татарин, распродав свое добро, подобно Мирасиеди Челеби[67] тратит свое состояние, про него говорят: «Человек, ты, должно быть, разбогател, участвуя в мужественном походе против венгров». Это выражение стало поговоркой. В этом походе было взято столько трофеев, что после похода большинство домов в Бахчисарае покрыли красной черепицей. До этого они были покрыты тростником. Да сделает господь крымские земли еще более благоустроенными, ибо сказано: «Они были борцами за веру на пути Аллаха»![68].

И вот так я, презренный, полный проступков, в течение двадцати шести лет десять раз был в рядах сражающихся [воинов] и одиннадцать раз вместе с османским войском участвовал в осаде важных крепостей. Однажды, будучи осажденными в крепости Очаков, мы вступили в большое сражение с казаками. Семь лет пробыл я в крымских землях при калгах ханов Бахадыр-Гирея, Ислам-Гирея, Мухаммед-Гирея вместе с Субхан-Гази, Сефер-Гази-агой, Кардаш-агой и шестьдесят один раз вместе с крымскими войсками ходил в поход и провел [в сражениях] великие и незабываемые дни. И ни в одном из подобных сражений, я не видел такой безумной, смелой, рустемовской схватки, с какой дрались быстрые как ветер татары в мужественном походе против венгров.

Когда негодяй Ракоци, пообещав привести подкрепление, ловко сбежал, вместо него был взят в плен и скован цепями везир его Кемень Янош. Этот везир был сведущ во всех философских науках /144/ и обладал множеством поразительных и диковинных знаний. С обручем из цепи на шее, связанный по ногам цепями толщиной в руку, он говаривал: «Если я залечу свои раны, освобожусь из этого плена и после короля Ракоци стану королем Трансильвании, я отомщу очагу Османов. Но я не доживу до этого, ваш Мехмед велит убить меня». Я, презренный, спросил: «Откуда же ты знаешь о таком плачевном исходе?». Везир [ответил]: «Показания астрологии говорят мне об этом». Когда же я, презренный, спросил у него — «Так почему же ты не смог предсказать свое пленение и дал возможности истребить столько неверных?»,— Кемень Янош ответил: «Да, должно быть, это судьба, и суждено было случиться беде — на голову моего короля Ракоци и на мою обрушилось несчастье. Но ведь мы упустили нашего короля и оказались в руках неизбежного рока и беды, борясь за веру. Это не позор, бывает такое. Таково показание астрологических таблиц». И таким образом он успокаивал себя. Он даже составил этот тарих:

В действительности же Кемень Янош за восемьдесят тысяч алтунов освободился в конце концов из ханского плена, вернулся снова в область Трансильванию и снова стал везиром короля Ракоци. [Тем временем] Гази Сейди Ахмед-паша, настигнув короля Ракоци под крепостью Клуж в области Трансильвании, убил его. И претендентом на королевство был Кемень Янош, он сделал сердаром над королевством завоевателя Варата Кёсе Али-пашу. Последний же, не смея разделаться с Кемень Яношем, возвращался в Темешвар, когда паша Варата Кючюк Мехмед-паша неожиданно направился к крепости под названием Уйвар, входящей в область Трансильвании, и, настигнув Кемень Яноша, изрубил его и семь тысяч его подданных и отправил их головы к Вратам Счастья. В награду за то Мехмед-паше была пожалована область Варат, и таким образом сбылись слова Кемень Яноша: «Я стану королем, но ваш Мехмед убьет меня». В заключение следует сказать, что Кемень Янош был благородным человеком, искусным во всех науках.

Он был дружен со мной, ничтожным. Находясь в плену, /145/ он искусно расписал блюдо видами рвов и укреплений своего лагеря и картинками, изображающими то, как они были побеждены и истреблены, а [затем] подарил это блюдо мне. В самом деле, это был удивительный мастер на все руки.

Когда мы преподнесли этот несвязный тарих хану, то получили подарок: пять пленников, пять коней, соболью шубу, рысака с серебряным седлом, колчан для стрел, расшитый золотом, и сто алтунов. [Тем самым] мы были отличены среди приближенных и [на радостях] предались удовольствиям. По окончании этой полной радости священной войны от польского короля и короля Кракова Вашалки прибыло по двадцать повозок с обильными дарами и различными сортами превосходных материй. Польский король, обращаясь с просьбой [к хану], писал в своем послании: «Падишах мой, господин мой, да пошлет Аллах тебе и падишаху османов долгих лет жизни за то, что вы спасли меня из рук такого врага, как Ракоци, и пожаловали мне мою страну. Однако да будет полное благодеяние! Просьба моя состоит в том, чтобы вы с помощью татар разгромили крепости мятежников, имеющиеся в моей области, разграбили и опустошили их, захватили богатства и добычу и, уведя пленных, расправились бы с ними. Вот эти крепости, которые взбунтовались против меня», — и он прислал список двухсот семидесяти крепостей, подлежащих разграблению. И когда хан для разграбления их назначил из-своих везиров правителя Львова и дал ему семьдесят тысяч человек для сопровождения, татары — охотники за врагами пришли в неописуемую радость. Переправив в Крым с помощью очаковского бея Фараш-аги все захваченное в лагере добро, все татарское войско осталось налегке с легким грузом. В тот же день достославный хан разослал вестников светлейшему падишаху, /146/ великому везиру и господину нашему Мелеку Ахмед-паше для сообщения вести о победе и о захвате боеприпасов и всех пушек. Но он не послал отрубленные головы, сказав: «Стыдно посылать головы истребленных неверных».