— Тебя, — отвечал я, сопровождая слова ударом почерневшей от знаков правой ладонью.

Энджу отбросило на прилавок, из уголка рта потекла кровь.

— Матка боска! Скольким бесам ты душу заложил, хлоп! — видимо, от неожиданности кукольник перешел на родной язык.

— Моя душа при мне, пан Анжей. А вот твоя может скоро отправиться к кредиторам.

— Ни с места, пся крев, а то будешь свою курву по винтику собирать!

Я глянул на Соусейсеки, ощущая боль от нагревшегося кольца, на рассыпающиеся рядом с ней осколки, и в тот же момент Энджу одним невероятным прыжком пересек комнату и скрылся в зеркале.

— За ним, уйдет ведь! — воскликнула Соу и бросилась следом.

— Постой! — но она уже скрылась внутри, не оставляя мне выбора.

Проклиная поляков, горячность Соу, свою невнимательность и зеркала, я последовал за ней.

Обычно, уходя в Н-поле для поединков с Соусейсеки, я не замечал момента перемещения — словно шагнул в открытую дверь, но сейчас все было иначе — переход был вязким и голова закружилась, как у пьяного. Все было словно в багровом тумане, а в ушах повис навязчивый звон.

Переход привел нас в необычное место. Я почти наткнулся на Соу, стоявшую совсем недалеко и смотрящую куда-то вдаль. Пана Анжея нигде не было, да и вряд ли он мог бы скрыться здесь. Но был некто другой.

Вымощенная грубыми плитами огромная площадь посреди неприступных горных вершин была усыпана снежной крупой, и ветер рисовал сложные узоры на неровностях камня. Низкие серые тучи давящим сводом двигались над нами, и солнце рвалось сквозь их края слепящим ореолом. Это место казалось пустым, но впечатление было обманчиво — мне все время хотелось обернуться, потому что нечто на грани чувств носилось вокруг. Впрочем, секреты могли подождать, потому что на другом конце площади нас ожидал знакомый силуэт во фраке. Бесспорно, этот наряд мог принадлежать многим джентльменам, но только один из них мог похвастать кроличьей головой. Нас ждал демон Лапласа.

Мы шли молча, бок о бок, и я думал о том, как поговорить с Соу о словах Энджу. Кроме всего прочего, он озвучил и некоторые из давно вертевшихся у меня на уме вопросов, причем сделал это так, как будто ему известна истина. Я мог бы оставить их при себе, но теперь в этом не было смысла.

Белые перчатки Лапласа поднимались и сталкивались — он аплодировал, прищурив красные глаза. Его улыбка была неприятной, хотя, возможно, он просто не умел иначе. Мы остановились в пяти шагах, ожидая конца этой одинокой овации.

— Вы определенно умеете удивлять, молодой человек! Я в восторге от этого небольшого представления — но знаете ли, с самого начала я верил, что из вас выйдет великолепный актер!

— Не могу сказать, что рад видеть вас снова, Лаплас. Я ожидал встречи с кое-кем другим, более…

— Дурно воспитанным? Пробежал мимо и даже не поздоровался, вот как. Но не спешите, он уже далеко.

— Тогда, быть может, задать предназначавшиеся ему вопросы вам?

— Я с радостью бы выслушал вас, юноша, но боюсь, мне они уже известны. В этом вы все еще очень предсказуемы, увы.

— Постараюсь не разочаровывать ваше любопытство в дальнейшем, Лаплас.