— Не, не в этом дело. Видел бы ты, что с ним творилось — пророс изнутри раскаленной проволокой и лопнул потом, а кричал так, что даже мне жутко стало. Не понимаю, что случилось,

— Я, кажется, что-то припоминаю. Я в него руками попробовал боль с яростью выпустить из себя.

— Ну и дела…руки покажи!

На покрасневших, как от ожога, ладонях бугрились багровые линии шрамов, свиваясь в причудливые фигуры.

— Стигма?! Час от часу не легче! Ты, мастер, как коробка с сюрпризами, не знаешь, чего и ждать.

— Стигмы…это же раны у святых-католиков?

— Да не только. То есть, название оттуда пошло, конечно. Но суть в вере.

— То есть, это как ожоги холодной монетой под гипнозом?

— Похоже, только стигмы ты сам на себе делаешь. Но это случается, только если дух полностью берет под контроль тело. Так сколько ни пробуй, а ни ран, ни ожогов одной силой воли не вызовешь, тело противится.

— Но если у меня получилось с лешим, может, и что-то другое так же выйдет?

— Веры не хватит. Особенно здесь, наяву.

— А в чем разница?

— Каждая реальность держится на вере ее обитателей. Смотри. В своем сне ты один — и оттого всемогущ. Во что бы ты не поверил там — сбудется. В моем Н-поле нас было двое, и хотя у меня там возможностей было больше — все-таки я в себя верю, — ты тоже влиял на него, хоть и неосознанно, и поэтому был бессилен.

— А леший? Я же не верил в него!

— Пока не увидел. Потом поверил глубоко и искренне, придал ему силы и форму, и даже эту глупую шутку про кашу.

— Но и убить смог поэтому?

— Да, ты поверил, что сможешь, а я не думала, что такое существует, а значит — не отрицала.

— То есть наяву, здесь, я не могу сбросить небо на землю только потому, что остальные миллиарды не допускают такой возможности?

— Ловишь суть на лету.

— Значит, наполнить напавшего наяву проволокой не выйдет?