Моррис отпер дверь квартиры Амми и пропустил вперед Клео Грейди. Она шагнула за порог, прошептала «Моррис» и протянула ему обе руки.
— Прости, что втянул тебя в это, Клео. Я не подумал.
— Не извиняйся. Ты не должен заниматься этим в одиночку. Она была моим другом. Я хочу помочь.
«Говорит так искренно, — подумал он. — С легкой запинкой в голосе. Так легко было бы ей поверить…» Но он знал, что она лжет. Он сделал шаг в сторону, чтобы пропустить ее внутрь, и закрыл дверь.
— Я и сам не знаю, удалось бы мне справиться в одиночку или нет. Но ее родственники попросили, и я… Они не хотят сюда приходить. Я их понимаю. Перебирать ее вещи, упаковывать… Здесь все дышит ею. Но ее здесь больше нет.
— Я об этом позабочусь. У меня есть свободное время. Мой лейтенант знает, что я здесь. Давай я сама этим займусь, Моррис. Ты не обязан…
— Нет, я же сказал, что сам это сделаю. Я уже начал, но я… все время увязаю и вперед не продвигаюсь. — «Чтобы ложь была убедительной, — мысленно добавил Моррис, — ее надо упаковать в правду». — Ее электроника, ее файлы все еще в полиции, но я начал складывать ее одежду. Ее родные разрешили мне оставить все, что я захочу, подарить ее друзьям все, что считаю нужным. Но откуда мне знать, Клео? Откуда мне знать?
— Я тебе помогу. — Она стояла в гостиной, оглядываясь по сторонам. — У нее всегда было чисто, убрано. И здесь, и на работе. Мы все рядом с ней выглядели неряхами. Она хотела бы, чтобы мы аккуратно собрали ее вещи. Надеюсь, ты меня понимаешь.
— Бережно.
— Да, бережно. — Клео повернулась к нему. — Мы сделаем это для нее, Моррис. Хочешь закончить с одеждой?
— Да, наверно, так будет лучше.
Моррис первым прошел в спальню, где уже начал мучительный процесс складывания вещей Амми. Теперь он продолжил работу вместе с женщиной, которую вслед за Евой считал убийцей своей возлюбленной.
Они говорили об Амми. Он смотрел прямо в глаза Клео, пока она складывала один из любимых свитеров Амми. И он ничего не чувствовал.
Позволил этой женщине трогать вещи Амми, говорить о ней, ходить по комнате, где они с Амми были близки, любили друг друга, и запретил себе что-либо чувствовать. У него получилось. Он делал то, что должен был делать, и ничего не чувствовал.
Нет, был приступ боли, пробивший оледенение, когда Клео начала заворачивать и складывать в коробку драгоценности Амми.
— Она всегда знала, что с чем полагается носить. — Клео встретилась взглядом с Моррисом в зеркале и улыбнулась. — Я таким талантом похвастать не могу. Я всегда восхищалась… О! — Она держала в руках пару сережек — простых серебряных колечек. — Амми часто их надевала, по крайней мере на работу. Знаешь, они совершенно в ее духе. Скромные, изящные, не слишком броские и в то же время не бесцветные. В точности как она сама.
Было больно. Сердце ныло, душу жгло. Но он сделал то, что должен был сделать.
— Возьми их себе.
— О нет, я не могу. Ее родные…
«Дрянь, — думал Моррис, наблюдая за ней. — Хладнокровная дрянь».