Первый из многих.

Единственный из всех.

Жаль, поздно понял. Или не жаль.

Потому что вот теперь понял, а что делать-то?

Ничего.

Если б она одна была, то я бы, конечно, наплевал на многие вещи. Утянул бы ее опять в свою постель и играл бы, пока возможно. А затем, скорее всего, опять исчез бы. В этот раз не шифруясь, честно говоря о том, что случится.

Но она не одна. У нее — дочь. Моя дочь. Похожая на меня, когда улыбается.

И я не могу думать только о себе. Теперь — не могу.

И встречаться с Софией в обход желания ее матери тоже не могу. Хочу, очень. Но не могу. По тому что права она, Клубничка. Хорошая из нее мама получилась. Жаль, что я — дерьмовый папаша.

Она ушла, а я остался.

Посидел, затем запустил стакан в стену. Оделся и выскочил на улицу, надеясь пробежкой и привычными спортивными занятиями остудить голову.

И бегал, а затем занимался на турнике до черноты в глазах и дрожания в мышцах. Приполз домой и свалился спать.

А утром вышел на работу.

И спокойно кивнул Клубничке, торопящейся через проходную на работу. Потому что я — мужик, и решения надо принимать не те, что так сильно хочется, а те, что будут правильными.

Так — правильно. Пусть и очень херово.

Неделя протянулась дурным серым киселем, я видел Клубничку несколько раз всего, потому что специально не смотрел на камеры в ее кабинете, только когда попадало.

Но уж, когда попадало… Только капающей из собачьей пасти слюны не хватало.

Воспоминания о нашем бешеном сексе тревожили по ночам, несмотря на то, что упахивался я по-серьезному.

И все больше и больше хотелось наплевать на все, и опять утащить ее к себе. Я знал, что могу это сделать. Знал, что она не сможет сопротивляться.

И все меньше находил доводов против. Да их, практически, и не было. Кроме одного, самого главного, все перечеркивающего…