Но что случилось, то случилось. Надо жить дальше, надо как-то выстраивать наши отношения. Если он намерен это делать вообще.

Потому что пока, кроме его «Клубничка, сладкая, хочу — не могу», я ничего и не видела.

А у нас, между прочим, дочь.

И, если он будет продолжать все ту же песню озабоченного самца бабуина, то фиг ему, а не возможность с ней познакомиться.

Не заслуживает.

Вчера после работы я опять полночи провела за ноутом и за рабочими расчетами, и к концу пятого часа утра моя идея приобрела схематично-завершенное, пусть и пока что только теоретическое подтверждение. Ее еще надо было проверять и дорабатывать, и потом опять проверять, и по справочникам дополнительно высчитывать, чтоб не упустить ни одной мелочи. Но в целом, я была невероятно воодушевлена. И понимала, что теперь необходимо выходить на Васильева и решать с ним вопрос допуска меня в лабораторию. Не сразу, недели через полторы, когда все окончательно проверю. Чтоб не в грязь лицом…

И вот теперь, слушая поздравления от мужчин, я терпеливо ожидаю завершения торжественной части. На неторжественную оставаться не намереваюсь, очень уж хочется быстрее домой, к ноуту. Сегодня сокращенный день, все расходятся после концерта и последующего фуршета.

Я поглощена своими мыслями и расчетами, и бешеный взгляд Зубова очень сильно отвлекает. Мешает. Заводит.

Эта физика тела противоречит тому, что происходит сейчас в моей голове. И это… Черт, это раздражает!

За что мне такие испытания?

Жила же себе спокойно… И даже секса не хотелось! Нет, появился, привязался…

Теперь мучайся из-за сердца бьющегося и дыхания затрудненного. Про все остальные телесные реакции вообще помолчим. Грустно потому что, когда лишний раз получаешь свидетельство того, что ты — всего лишь биоробот. И реагируешь совершенно однозначно, более чем логично и в рамках нормы, на раздражители.

Один раздражитель. Большой такой и очень раздраженный.

Торжественная часть, наконец-то, завершена. Все движутся к столам, а я быстренько к выходу. Мышкой.

Но Хохлов, чтоб ему пусто было, бдит и ловит у дверей.

— Катюша, ну куда же вы? Пойдемте, пойдемте, за вас, женщин, вы обязаны пригубить хоть шампанского…

— Нет, вы знаете, я не пью… У меня потом так голова болит… — смущенно отнекиваюсь, аккуратненько обходя его, но Хохлов кладет руку на плечо и подталкивает обратно, к столам.

— Не отрывайтесь от коллектива, — шепчет на ушко, интимно шевеля волосы у виска дыханием, — да и Васильев о вас спрашивал… Боится, что я совсем вас загрузил… Реабилитируйте меня перед руководством, Катюша!

И я иду обратно.

Просто потому, что в голову залетает мысль о том, что, в самом деле, лучше переговорить с Васильевым в неформальной обстановке. Просто закинуть удочку. Интересно же навести мосты…