Верней, знала, конечно.

Ничего.

Ничего не буду делать.

Позвоню Васильеву, откажусь от вакансии и уеду с ребенком домой. Хватит уже ее мучить. И так столько перемен, что и мне, взрослому человеку, не по себе. А трехлетней крошке?

Короче говоря, я была готова ко всему.

Но Соня, чудо мое черноволосое, совершенно спокойно отправилась играть с другими детьми, помахав мне ручкой на прощание.

Я настолько удивилась, что какое-то время простояла с открытым ртом, пока воспитательница не спохватилась и не выдворила меня из группы шустренько:

— Идите, идите скорее! Пока она отвлеклась, пока играет…

— Но как же она… А если она повернется, а меня нет…

— Вы попрощались? Сказали, что мама скоро придет? Ну вот и все. Идите скорее. Я вам позвоню, если что-то не так будет.

Я кивнула, вышла за ворота сада… И уселась на ближайшую скамейку возле подъезда жилого дома. Посидела, бессмысленно сжимая в руках Сонькины перчатки, которые почему-то не оставила в группе… И разрыдалась.

Прямо разрыдалась, не могла остановиться никак.

Все напряжение этих суток, перелет, жалость к дочке, то, как дико и безбожно я по ней, оказывается, скучала, все это вылилось тяжелыми слезами. Истерикой.

Я рыдала, некрасиво развесив губы и закрыв лицо руками.

И очень хорошо, что меня никто не видел в это время. Отлично просто.

Потому что через пять минут меня отпустило так же неожиданно, как и накрыло.

Я вытерла мокрое лицо влажными салфетками, избегая разглядывать себя в зеркале, достала телефон, про который все это время вспоминала исключительно эпизодически, посмотрела количество непринятых от Зубова, с досадой сунула телефон обратно в сумку.

Мне было категорически не до него.

Все, что произошло за эти сутки, как-то настроило на другой лад, можно сказать, отгородило меня от моего любовника. Горячего, безусловно, подарка для любой женщины… Но и только.

Неожиданно в голову пришла мысль, что я могла бы попросить помощи у него.