— Это какие ты собираешься выставить условия? — усмехнулся я в ответ. — Или у нас есть какие–то сверхсекретные печати, которые нельзя никому показывать? По–моему, все всегда упиралось в сложность и время, не более.

— Я, например, не намерен никого обучать, — все–таки подобрал довод старик.

— Можно заставить обучить чему–то конкретному, но только сумасшедший будет учиться у подневольного системе. Да–да, признаю, таких тоже хватает. Но им проще будет интегрировать Узумаки в деревню. Фундзюцу — это не какая–нибудь секретная техника или кеккей генкай, думаю, там и без нас есть свои мастера. Узумаки в деревне — это хорошо, но и без нас Коноха вполне обойдется. Наводить на свое имя тень, чтобы… что? Подчинить старика и ребенка?

— Шиноби S-ранга и его внука, — поправил меня старик.

— Так я и не говорю, что все будет просто, но и не так плохо, как ты хочешь это показать. Вот в других деревнях, да, даже предполагать не возьмусь. У нас нигде больше нет поддержки населения.

— Как будто она нам поможет, если Хирузен захочет убить тебя или меня.

— Не поможет, — согласился я. — Но он будет на нее оглядываться. Плюс общее наплевательское отношение к Узумаки, плюс умозрительная выгода от таких его действий. Там мы сможем обосноваться и подтягивать разбредшихся по континенту Узумаки. Больше нигде. А твой план по возрождению клана, извини, не для меня. Повторю то, с чего начал — ты не сможешь вечно опекать–управлять мной, когда–нибудь я вырасту и все равно сделаю, как считаю нужным. Извини, дед, но я не могу по–другому.

Для обычного человека, не связанного с Великими деревнями, война началась незаметно. Она шла по нарастающей, отчего информация о разрушениях в соседнем городке воспринималась как должное — война же. Какого–то наплыва беженцев мы с дедом тоже не заметили. На улицах до последнего надеялись, что это всего лишь небольшой конфликт двух, максимум трех сторон. Но увы, однажды ночью наш городок был разбужен взрывами. Как потом я узнал, сошлись шиноби Ивы, Суны и Конохи. Поучаствовать пришлось даже деду и единственному самураю S-ранга местного дайме, ибо шиноби совсем уж распоясались. Точнее, самурай там не один был, а вместе со своими подчинёнными, но не суть важно.

Старик потом отметил для меня, что ни одного шиноби Конохи он на тот свет не спровадил. Парочке даже помог.

Как ни странно, но за заказами все–таки пришли. Я‑то думал, что война попозже начнется, и когда все завертелось, уже и сам подумывал забить на них. Но нет, один за другим шиноби и пара самураев из различных стран все же явились. Оставался лишь Доку из Конохи. Также была небольшая проблемка, которую я не учел — те, кто пришел за своими печатями, хотели взять еще, и если имеющееся на нашем условном складе мы продавали, то от новых больших заказов приходилось отказываться, что многим не нравилось. Но кое–как смогли обойтись без конфликтов.

Забавный случай… нет, скорее интересный и заставляющий о многом подумать, произошел, когда к нам заявился джоунин Ивы. Пробыл он у нас ровно столько, чтобы иметь возможность передать свиток с посланием, после чего сразу убыл.

— Ну, что там? — спросил я деда, когда тот после прочтения свернул свиток обратно.

Ответил Джиро не сразу, мне даже пришлось еще раз его окликнуть, так дед ушел в себя.

— А? Да–да, сейчас… — почесал он лоб. — Цучикаге желает помириться. Пишет, что не против даже если мы переедем жить в одну из Великих деревень.

После чего сложил ручную печать концентрации и наложил на свиток чакрапечать, от чего он просто вспыхнул.

— Э… — не понял я. — Ты чего, дед, а я? Хотя бы в плане обучения высокой политике.

— Не в этом случае, — выпустил он из рук остатки свитка, которые превратились в пепел даже не коснувшись пола. — Это личное. Основную суть я передал, больше тебя там ничего не должно волновать.

— Личное? В таких вопросах бывает личное?

— Бывает, — вздохнул старик.

— То есть, в принципе, мы теперь можем переехать в Иву?