– Король был старостой на пересыльном пункте в поселке Ванино, – продолжил хозяин. – Он договорился с начальником пересылки об эксперименте по перековке и получил разрешение. Делал он так. Строил пересылку и при всех заставлял блатных целовать нож. Поцеловал – стал сукой. Тех, кто целовать отказывался, жестоко били и снова предлагали поцеловать Сучий нож. Самых упорных Король закалывал этим ножом, а потом на трупе расписывалась вся его пристяжь. Только в Ванино он лично убил более ста человек, а в суки перевел не меньше пятисот. На Колыму после войны шли этапы по Указам сорок седьмого года, а вход был один, через бухту Ванино. Потом Короля отправили в гастроль по пересылкам Дальнего Востока. Он добрался аж до Иркутска, на каждой пересылке и лагпункте оставляя десятки новых сук и трупы. Началась сучья война. После отъезда Короля воры начинали резать сук, суки мочили воров, это была гениально устроенная бойня. Война на самоистребление. Урки жрали друг друга, так было задумано!

– Спасибо товарищу Сталину, – вставил я.

– Это не товарищу Сталину спасибо надо говорить, а начальнику ванинского пересыльного пункта, – поправил меня Проскурин. – Вот правильный чекист был!

– И чем все это закончилось?

– Испугались, что в архиве номер три показатели взлетели до уровня тридцать седьмого года. Архив номер три – это смертность, – пояснил гражданин начальник. – Берия приказал прекратить это дело. Короля от греха подальше отправили из Иркутска на север, к нам. Он тут в Усть-Марье попытался свой закон установить, но воры ему живо аммонал под шконку подложили. Подкопали ночью угол барака, где он спал, и взорвали. Утром Сучий нож, весь в кишках и крови Короля, начальник оперчасти передал хозяину. Так он теперь и переходит по наследству от одного начальника колонии к другому.

– Как драгоценная реликвия охраны порядка, – пробормотал я.

– Как? Смешно! – улыбнулся, двинув желваками, Проскурин. – Я бы отдал его в музей, но не могу – это хозяйское.

– Понимаю, – сказал я. – Выше вашей воли.

– Так надо, – весомо отчеканил Проскурин.

– Спасибо, – улыбнулся я, – это была очень интересная история. У вас тут действительно исключительно богатый во всех отношениях край. Однако давайте к делу.

– К делу, так к делу. – Хозяин пригнул голову, словно боксер. Взгляд из-под тяжелых скошенных век был неприятен и вполне ощутимо давил. – Андрей сказал, что вы интересуетесь пещерой.

– Только что оттуда.

– Ну и как она, по-вашему?

– Сырая дрянная дыра.

Я старался не сболтнуть лишку. Хозяин вряд ли знал больше, чем Лепяго. Скрывать очевидные факты не имело смысла, но и обманывать такого опасно. Видно было, что вранье прожженный мент раскусит сразу и только получит дополнительный козырь. Мудрым ходом, на мой взгляд, стало бы предложение сотрудничества. И сделать это надо самому, не дожидаясь его инициативы.

– Есть смысл там копать? – продолжая сверлить своими чукотскими буркалами, поинтересовался хозяин.

– Полагаю, что есть, – честно ответил я. – Второй завал не разобран. Андрей Николаевич упоминал о проводившемся в семидесятых годах сканировании, но лично я не доверяю этому исследованию. Приборы у геологов в то время были далеки от совершенства, да они и наврать могли из расчета поживиться самим, проникнув в гору через какие-нибудь другие ходы. Во всяком случае, они обнаружили полость, поэтому я намерен продолжать раскопки. Было бы хорошо, Феликс Романович, если бы вы нам помогли. В смысле, как представитель власти. А вознаграждение за найденный клад мы бы разделили.

– Вы уверены, что золото действительно есть? – смягчился Проскурин. Теперь, когда в его голове перетасовывались всевозможные расклады, он не казался строгим начальником.

– Процентов на тридцать, – загнул я, – учитывая, что золото могли найти и скрытно вывезти, и то, что оно вообще там было. Кладоискательство – предприятие всегда рисковое. Обогащаются таким путем редко. Как правило, затеи подобного рода прибыли не приносят.

– Но вы же в это средства вложили? – Проскурин неожиданно энергично потер пальцами, словно купюры считал.