Запертые харги. Алчный полковник милиции, возжелавший того, чего сам не клал, и не обретший оного. И его настырные последователи…
Я посмотрел на «прапорщика» Васю. Цирик, наверное, тоже был здесь впервые. Его простоватое лицо выражало крайнюю степень любопытства, немного растерянности и наивного испуга. Я оглянулся. Позади (отсюда казалось, что под самым потолком) сияло пятно выхода.
Который недавно был замурован.
Я глянул на компаньонов. Эти-то держались на удивление достойно. Вадик с интересом изучал сталагмит, лаская его кончик длинными тонкими пальцами, а Слава, выпятив челюсть, сосредоточенно уставился на завал.
– А вы, Илья, что думаете? – нарушил молчание Андрей Николаевич.
Вадик и Вася уставились на меня, словно ждали судьбоносного решения. Впрочем, нечто типа этого мне предстояло изречь. Сопровождающему надо было отчитаться перед хозяином, а Вадику – перед двоюродным братцем. Я зашел в нишу и поднялся по наклонной осыпи насколько сумел.
– Вы не знаете, какова толщина завала? – попытался я покачать верхний камень. Он держался прочно.
– Без понятия, к сожалению, – мотнул головой Лепяго. – Даже приблизительно не знаю.
– Плохо, очень плохо, – с расстановкой произнес я. – А… э-э, господин Проскурин не поможет нам рабочей силой?
– Феликс Романович? – испуганно покосился на Васю директор. – Я даже не знаю… Вам надо самому с ним поговорить, обсудить… Если будете вести работы, то, может быть, Феликс Романович подсобит. Я вас не обнадеживаю, это уж как он решит.
– Так, ладно, – заключил я и сбежал с насыпи.
Все, что хотел, я узнал. Сверху из-за завала не дуло, а значит, либо он настолько плотный или длинный, что не пропускает сквозняк, либо за ним находится глухая пещера, не имеющая другого выхода и даже трещины наружу. Что, в общем-то, не свойственно для известняков.
Не исключено, что она искусственного происхождения. И там кто-то есть. Или что-то. Что эвенки не хотели выпускать.
Я зябко поежился.
– Холодно у вас тут, Андрей Николаевич, – сказал я. – Пойдемте наверх, а то батарейки садятся.
– Отчего же, пошли, – засуетился Лепяго.
Фонари и в самом деле тускнели. Свет становился все желтее, словно подземелье отнимало у него силу, и мы поспешили вырваться из объятий тьмы, которая постепенно наваливалась со всех сторон, поглощая за нашими спинами нерукотворные колонны.
Когда мы наконец вынырнули на поверхность, все с облегчением вздохнули. Вася даже заулыбался. Мы дружно зашагали в лес, оставляя позади зловещий мрак пещерного входа. Обратная дорога показалась значительно короче, и спустя час мы подошли к машине. Водитель меланхолично курил, демонстрируя образчик чисто шоферской покорности судьбе. Правда, при появлении напарника он заметно приободрился и, похоже, перемигнулся с ним о чем-то, известном лишь им обоим. Вася, видимо, дал понять, что я согласился на раскопки. Он залез в кабину, а директор присоединился к нам. Всю дорогу царило напряженное молчание. Андрей Николаевич поначалу пытался заговорить со мною, но долго перекрикивать рев грузовика не смог и вынужден был заткнуться:
– Понравилась пещера? – проорал он.
– Очень! – крикнул я. – Вы детишек туда водите?