– Каждое лето, – кивнул Лепяго. – Хороша пещера!
– Холодно только!
– Что?!
– Холодно там, говорю!
– Сыро! Я тоже озяб.
Я кивнул и уставился в убегающий лес. Тема иссякла, но тут Лепяго толкнул меня локтем. Он что-то говорил, но я не расслышал.
– Верно, – проорал он в ухо. – Холодно сегодня очень. Я тоже замерз. В первый раз так.
Я пристально посмотрел на него, и директор умолк. Минут через сорок показались первые дома Усть-Марьи.
Заплатив шоферу чисто символическую сумму, мы отпустили машину. Зашли в избу, сели за стол и достали немудреную жратву, чтобы запитаться всухомятку. Возиться со стряпней мне расхотелось, экскурсия подействовала или просто в людях разочаровался, не знаю. Андрей Николаевич опять куда-то утек. Наверное, на доклад к хозяину. Да и хрен с ним.
– Как тебе пещерка? – спросил я у Славы.
– Гнилое место. – Корефан лущил яичную скорлупу, хмуро уставившись в стол.
– А тебе? – посмотрел я на Вадика.
Гольдберг скользнул по мне нерешительным взглядом и промолчал. Видок у энтомолога был несколько утомленный. Он напоминал слегка выжатый лимон. Должно быть, тоже прогулка подействовала. Я устал, но усталость эта носила не совсем физический характер (хотя пешком до горы и обратно получился не ближний свет), а скорее напоминала недомогание, которое могла бы ощущать подсаженная электрическая батарейка… если бы она имела чувства.
Нехотя поели. Слава с Вадиком прикончили недопитую накануне «Столичную». Меня даже пить не тянуло. Пообедав, устроили перекур. Вот тогда и объявился Лепяго.
– Илья, – директору было неуютно под прицелом волчьих глаз хмельного корефана, – вы не будете против навестить Феликса Романовича, а? Он очень просил вас зайти.
Лепяго было ужасно неудобно выглядеть этаким мальчиком на побегушках. Он переминался с ноги на ногу и покраснел до корней волос.
Я оглянулся на корефана. Слава хмуро курил, спрятав сигарету в кулак, и без всякой симпатии смотрел на Лепяго. Я кивнул ему, мол, будь наготове, и сказал, обращаясь к Андрею Николаевичу:
– Далеко идти-то?
– Нет-нет, совсем рядом, – заторопился тот, словно испугавшись, что я передумаю.
– Тогда за час обернемся.