Поев, мы переместились в кабину спецназовского грузовика.

– Давай, нажимай свою кнопку, – сказал я.

– У них тумблер, – спокойно ответил Слава. – Видишь, слева под рулем?

С ленцой вытянув руку, он поднял вверх тумблер зажигания, удобно расположенный рядом с рулевой колонкой. Закрутился стартер. Когда движок схватился, отпустил.

– Ну, поехали, – корефан двинул длинный рычаг переключения передачи.

«Урал» двинулся по узкой улице Левой стороны. Нам оставалось только развернуться и полным ходом помчаться к заждавшемуся нас Вадику, когда в голову мне пришла блестящая идея.

– Поехали в музей!

– Ты че, Ильюха, с дуба рухнул? – удивился корефан.

– Слава, – рассудительно и проникновенно сказал я. – Там, в музее, уникальная нумизматическая коллекция лежит. Глупо бросать такое сокровище на произвол судьбы. Золотые Врата – это хорошо, спору нет, но если придется убегать, их по-любому надо будет бросить. А монеты можно унести с собой. Тогда хоть как-то наваримся на экспедиции. Кроме того, монетами не надо делиться с Гольдбергом. Об этом договора не было.

– Понял, – Слава закрутил баранку в другую сторону.

Клоака левобережных кварталов показалась пасторальным раем в сравнении с благополучными прежде районами ментовской части Усть-Марьи.

Чем дальше мы ехали по поселку, тем сильнее меня охватывал мандраж. Идея посетить музей уже не казалась мне такой разумной. Однако при воспоминании о монетах на витринах нумизматического зала страхи тут же развеивались. Жадность и в самом деле была сильнее смерти.

За окошком «Урала» проплывали виды разоренной Усть-Марьи. Буквально за сутки шаманской власти Проскурин навел в своей вотчине новые порядки. Поселок из милицейского красного стал беспредельно черным, и не только в смысле воровской масти. Поднятые с гулаговского кладбища зимогоры истребили ненавистных ментов, начиная с сотрудников колонии и заканчивая собровцами, так некстати выдвинувшимися на захват мятежного хозяина с его золотом. Только вот на Правой стороне цириками не ограничились, порвали и членов семей, нутром чуя социального врага. Если на Левой стороне мы обнаружили двух убитых, то здесь даже из едущей машины были видны валяющиеся на тротуаре окровавленные тела, жуткие в своей неестественности обломки мебели, черные провалы выгоревших окон. На дальнем краю, у реки, что-то отчаянно и мощно горело. Очаги пожаров поменьше обсадили Правую сторону гибельной сыпью. Я не думал, что за день так много можно сделать. Теперь это стала земля мертвых. Почти все дома носили следы штурма. Хотя, скорее всего, не одни зимогоры постарались, наверняка в погроме активно участвовал лагерный контингент, мстивший легавым за свое прошлое. Только люди куда-то делись. Может быть, спали в алкогольном коматозе после пира во время чумы, а может быть, свалили из Усть-Марьи еще вчера. Зимогоры встречались повсюду, но враждебности не проявляли, должно быть, наши рожи способствовали. И все равно мои нервы были на взводе, и нумизматическая коллекция не казалась достойным оправданием глупого риска.

Зашипев тормозами, «Урал» остановился возле Дома офицеров.

– Прибыли. – Слава спрыгнул с подножки, повертел головой.

Я последовал его примеру. Аура поселка была страшной. В машине это не так сильно чувствовалось, но сейчас я ощутил себя в царстве мертвых. Гнетущая, мрачная тишина. Выбитые стекла. Зимогоров и трупов возле Дома офицеров почему-то не было, но все равно атмосфера была сырой и холодной, как в стылом погребе.

– Давай в музей, – я поежился. – Чем быстрее начнем, тем быстрее закончим.

Мы вошли в Дом офицеров, ступая по выбитой с косяком двери. Кажется, ее изнутри запирали на засов, но не помогло. Держа оружие наготове, мы прошли по гулкому коридору. Расслабляться не стоило, внутри здания можно было встретить кого угодно – кладбищенских зэков в исподнем или потерявшего рассудок цирика с дробовиком, стреляющего во все, что движется.

Двустворчатые двери музея были распахнуты настежь.

– Похоже, зря ехали, – Слава осторожно оглядел первый зал и только тогда переступил через порог.