Глава 6. Планы и цели

Сижу в гостиной, смотрю на разложенные передо мной на огромном обеденном столе, пергаментные свитки и пытаюсь сообразить, чем для нас с Алёной может обернуться обнародование их содержимого. "Родовые бумаги", только что переданные мне любезной тёщенькой, после первого прочтения вызвали у меня нервный тик. И было от чего!

Если документ Алёны просто подтверждает, что его владелица — дочь Марфы Трефиловой, отречённой от княжеского рода, урождённой Скопиной-Шуйской, то в "моём" пергаменте, чёрным по белому, с завитушками, вензелями и прочими украшательствами написано, что Савелий Игнатьевич Скуратов, нынешний глава младшей ветви княжеского рода Бельских, признаёт некоего Кирилла Чернова как незаконнорожденного сына своей погибшей внучки Людмилы Скуратовой-Бельской, но отказывает ему в праве наследования и запрещает появляться в землях рода, во веки вечные.

Изгнание, как есть, но любой прочитавший сей документ только уважительно поцокает. Дескать, надо же, как благородно поступил глава рода с отпрыском беспутной внучки! Пусть от дома отказал и прав лишил, но признал же ублюдка… великодушнейший человек!

Надо ли говорить, что мне и в голову не могло прийти, будто моя здешняя матушка — домохозяйка, мещанка и законная жена меллингского заводского мастера, может иметь какое-то отношение к князьям Бельским?

Имена? Имена… да. Матушку мою здешнюю, действительно, звали Людмилой, и до замужества она носила фамилию — Бельская. Бывало, и меня крестильным именем, то есть, Кириллом называла, но изредка и только в отсутствии мужа. Даже в метриках и школьных документах, я значился исключительно как Рик. Не Рихард, не Рикард или ещё какое Рикардо, прости Господи. Просто Рик. Но этого воспоминания, как и упоминания отцовой фамилии, явно недостаточно для того, чтобы я мог безоговорочно принять написанное в документе за истину.

Тем не менее, Марфа Васильевна быстро развеяла мои сомнения. По её словам, старый Скуратов прекрасно знал, где и с кем проживает его внучка после её скандального побега из-под венца. А когда до слуха Савелия Игнатьевича дошли вести о судьбе Меллинга, старик даже направлял туда своих людей, которые, разумеется, не смогли отыскать ни её, ни отца, ни меня. Ну, ещё бы, чай, по китовому кладбищу, посланцы Скуратова не лазали…

— Извини Рик, именно мои действия привели к такому исходу, — с долей вины в голосе, произнесла Трефилова. Я взглянул на будущую тёщу, и та, заметив недоумение в моих глазах, пустилась в объяснения. — За отречёнными от рода, в Твери следят очень серьёзно. Куда пристальнее, чем в том же Новгороде, например, где браки между боярскими и купеческими детьми — обычное дело. В Великом Тверском княжестве, по крайней мере, в княжьих домах, всё не так. Мы — носители крови своей семьи, и никто не желает, чтобы дети отречённых каким-то образом пролезли в наследники, а то и возглавили род. Как же! Поруха чести и славе княжеской… Лицемеры. Раньше, подобных нам, просто убивали, сейчас же… сейчас мы вольны жить как хотим и где хотим, но обязаны предоставлять все сведения о себе, своих мужьях-жёнах, детях и их наречённых, в изгнавший нас род. Помнишь, как на церемонии обручения у вас с Алёной срезали по локону волос и окропили вашей же кровью? Вот эти локоны я и отправила в семью. Там сличили образцы на рунном камне и обнаружили твою принадлежность к Скуратовым-Бельским. Матушка-то твоя, при обручении с Тимофеем Шуйским, тоже свой локон и кровь в архив отдала, вот и вскрылось совпадение. Бельские в союзе с моим бывшим родом, и, естественно, они не стали таить от главы его скуратовской ветви этот факт. Я, честно говоря, хоть и не особо верю… верила в такие совпадения, всё же допускала, что подобное возможно. Но уж точно не думала, что Савелий Игнатьевич отреагирует так резко.

Наверное, я изрядно напугал Марфу Васильевну своим нервным хихиканьем, за малым не перешедшим в гомерический хохот, потому как она тут же засуетилась вокруг, пытаясь привести меня в порядок. Ещё и Алёнку напугала… еле успокоил обеих.

Нет, ну правда, смешно же! В одном мире помер, не дожив до изгнания, к которому, как я понимаю, дело шло. Так оно меня здесь нагнало!

— Марфа Васильевна, — успокоившись сам и, кое-как успокоив квохчущих надо мной женщин, проговорил я. — Выходит, и мы с Алёной ДНК наших детей Шуйским да Бельским отправлять должны будем?

— Дээнка… что это? — не поняла тёща.

— Волосы и кровь, — поправился я.

— Хм, а ты знаешь… вполне возможно, — протянула Марфа Васильевна, задумчиво глядя на медленно, но неумолимо пунцовеющую дочку. — Обычно-то, этот порядок на внуков изгнанных не распространяется. Но и случаев, чтоб дети изгоев судьбу и жизнь связали, не так много бывало. А здесь такая оказия… с одной стороны, в ваших будущих отпрысках, крови Шуйских да Бельских не более чем по четверти будет, и родам они станут совсем не интересны, поскольку не опасны. С другой же, как ни крути, а две четвертинки — это половина, и вся княжеская. М-да, задачка, однако!

— Надо будет — сообщим, — коротко высказалась Алёна, наконец справившаяся со смущением, накатившим на неё, едва речь зашла о наших будущих детях. Что ж, ладно. Закроем тему… пока.

— Алёнка права. Пока этот вопрос не актуален, — кивнул я, поддерживая невесту. — Вот когда дети будут, тогда и озаботимся его решением. А сейчас мне куда больше интересно другое.

— Что именно? — присев на краешек скрипучего полукресла, стоящего у огромного зева камина, выложенного из дикого камня, поинтересовалась Марфа Васильевна.