Сдвиг в направлении движения был отмечен появлением среди хунвейбинов новой группы лидеров. Наиболее поразительным представляется неожиданный взлет авторитета студента Университета Цинхуа Куай Дафу, бывшего мелкой фигурой в многочисленной фракции меньшинства вуза. Известность Куай получил благодаря своему открытому противостоянию вице-премьеру Бо Ибо и обвинениям в адрес супруги Лю Шаоци Ван Гуанмэй, которая принимала участие в деятельности рабочей группы на территории Университета Цинхуа [Walder 2009: 67–73]. Несмотря на свою в некоторой мере скандальную известность, Куай все же оставался во фракции меньшинства незначительной фигурой, поскольку лидеры этой фракции не считали, что такой непредсказуемый и неуравновешенный человек заслуживает серьезного внимания.

ГДКР же как раз и подыскивала непредсказуемых и неуравновешенных людей. Опыт противостояния Бо Ибо и Ван Гуанмэй мотивировал Куая на нападки на высшее руководство КНР, демонстрируя его готовность оппонировать практически любому. ГДКР намеревалась направить студенческое движение против Лю Шаоци, и Куай как никто другой подходил для этой миссии. 23 сентября Чжан Чуньцяо провел с Куаем отдельную встречу, побуждая студента организовать новую повстанческую организацию и заверив его в поддержке ГДКР. Уже на следующий день Куай объявил о создании нового объединения, которое вместе со своим лидером начало быстро продвигаться к самой верхушке иерархии повстанческих организаций.

Решающим в вопросе поддержки 3-го Штаба аргументом стала авторитетная редакционная статья, опубликованная в номере «Красного знамени» от 3 октября. В ней четко обозначались основные цели «культурной революции» и выносился вердикт по событиям предшествовавших четырех месяцев. Ошибки рабочих групп были названы проявлением «буржуазной реакционной линии» и манипуляций высокопоставленных чиновников, которые выступали против Мао и пытались препятствовать «культурной революции». «Борьба между двумя [разнонаправленными] политическими линиями ни в коей мере не завершена», – заключали авторы, намекая, что в государственной иерархии есть еще более влиятельные чиновники, которые стоят за политическим заговором [MacFarquhar, Schoenhals 2006: 135].

Чтобы удостовериться, что все чиновники Китая понимают новую линию властей верно, в середине октября Мао организовал Рабочую конференцию ЦК КПК. Одним из главных событий мероприятия стал озвученный Чэнь Бода доклад, обобщающий текущее положение дел в студенческом движении (Мао многократно вносил в этот текст коррективы). Чэнь говорил о «борьбе двух политических линий» в ходе «культурной революции». Он обвинил чиновников и отдельных хунвейбинов в попытках воспрепятствовать кампании и изменить ее курс. Отвергая критику актов насилия, которые учиняли хунвейбины, Чэнь отклонил заявления, что студенты вели себя «безрассудно» и что они были «оппортунистами, помноженными на карьеристов, бандитов и грубых дикарей». Чэнь также набросился на тех хунвейбинов, которые пытались встать на защиту рабочих групп. Предположительно, за «мракобесием» таких молодых людей скрывалась спесь потомственных революционеров [Walder 2009: 164–166]. Вина за реакционную линию была переложена на Лю Шаоци и Дэн Сяопина, которые были еще сильнее понижены в партийной иерархии [MacFarquhar, Schoenhals 2006: 136–140].

Студенческому движению теперь рекомендовалось критиковать чиновников, следовавших реакционной буржуазной линии, – любых людей, которые пытались перенаправить, сдержать или подавить любые формы студенческой активности. Из речи Чэнь Бода было вполне понятно, что он подразумевал любые попытки ограничить действия хунвейбинов под предлогом исключения актов насилия. В равной мере ясно ощущалось, что те хунвейбины, которые взаимодействовали с рабочими группами и продолжали защищать их, а также хунвейбины, которые пытались предупредить драки и убийства, обвинялись в причастности к реакционной линии или, по крайней мере, объявлялись консерваторами или даже реакционерами. Одно выступление превратило авангард августовских студенческих акций в посрамленных отщепенцев.

Фракции большинства, которые до того момента пытались отстаивать свои позиции, оказались дискредитированными и утратили влияние в своих учебных заведениях. Их попытки сформировать межвузовские союзы провалились. Несмотря на то, что термин «хунвейбины» («красногвардейцы» или «Красная гвардия») не исчез из употребления в Китае полностью, он стал, по всей видимости, все больше ассоциироваться с реакционной буржуазной линией. На смену ему пришло понятие «цзаофани» («бунтари»)[162], ставшее распространенным обозначением студенческих организаций. Тем самым был обозначен четкий разрыв с теми хунвейбинами, которые разошлись во мнениях с ГДКР. Мао и ядро КПК огласили свой вердикт – ранние хунвейбины были признаны коллаборационистами, приверженцами реакционной буржуазной линии, которым следовало принять новую линию партии в повстанческом движении. Пекин немедленно отреагировал на изменения в розе ветров: по городу прошла массированная волна нападений на правительственные структуры. Фракции меньшинства вторгались в ведомства в поисках руководителей рабочих групп и материалов дел в отношении студентов. Координационные пункты фракций меньшинства в других городах Китая распространили новые исходные данные среди местных организаций хунвейбинов, призывая к совершению налетов на провинциальных и муниципальных чиновников.

Разлад произошел и среди школьных «Забастовочных пикетов». Теперь, когда их позиция была однозначно отвергнута Мао, Чжоу Эньлай отстранился от пикетчиков, лишив их поддержки со стороны Канцелярии Госсовета КНР. С учетом очевидного безразличия и кажущегося молчаливого одобрения избиений и убийств жертв движения со стороны Мао и других лидеров, отдельные представители пикетчиков сформировали собственные малые группы, которые продолжили работать самостоятельно. «Забастовочные пикеты» прекратили существование как скоординированная общегородская организация, однако группы на уровне вузов сохранили свое единство и самосознание на протяжении многих недель. Отдельные пикетчики, среди которых были заметные деятели раннего движения хунвейбинов, решились попытаться воспротивиться смене курса, учинив смелую и заведомо провальную конфронтацию с ГДКР.

Придя на помощь стоящим на грани забвения фракциям меньшинства и сформировав новый студенческий альянс, ГДКР де-факто сформировала повстанческое движение, которое в значительной мере зависело от покровительства начальства и распоряжений сверху. Связи между ГДКР и повстанцами стали более явными и формальными. Лидерам нового альянса были выделены средства и ресурсы, необходимые для продолжения проведения акций движения. Руководители движения были более четко интегрированы во все расширяющиеся подразделения ГДКР. Члены ГДКР посещали кампусы и выступали на митингах студентов, давая рекомендации руководителям и активистам. Координаторы ГДКР передавали находившимся в фаворе лидерам студенческого движения инструкции и прямые приказы, иногда подкрепляя их, если это было необходимо, угрозами. В следующие месяцы вожаки повстанческого движения действовали, исходя из тех указаний, которые они получали сверху [Walder 2009: 167–171].

Бывшие лидеры посрамленных фракций большинства и учащиеся средних школ высшей ступени, которые попытались сдержать эксцессы движения хунвейбинов, были объявлены теперь легковерными простаками, поддержавшими реакционную буржуазную линию. Некоторые из «простаков» начали сопротивляться таким выводам и организовали кампанию с использованием стенгазет, листовок и, в отдельных случаях, новых межвузовских союзов, подражая прошлой кампании фракций меньшинства против рабочих групп и обернув кампанию борьбы с реакционной буржуазной линией в акцию против самой ГДКР, которая обвинялась в манипулировании студенческим движением, подавлении при расхождении во мнениях неугодных точек зрения и гонениях против осмелившихся выражать несогласие. Новая кампания охватила несколько вузов, в которых проходили дебаты на повышенных тонах, развешивались стенгазеты с нападками на ГДКР, и звучали все более смелые вызовы в адрес ГДКР. Последователи новообразованной повстанческой фракции были разгневаны дерзостью диссидентов, которые усомнились в незыблемости авторитета ГДКР. Кампания по борьбе с диссидентами началась в середине ноября и обострялась с каждым днем, превратившись в конечном счете в гонения на инакомыслие. Тем самым движению хунвейбинов как независимой политической силе был положен конец.

Одним из центров кампании стал Институт авиации и воздухоплавания в Пекине, «красногвардейская» фракция большинства которого жаловалась ГДКР, что структура игнорировала их и отвергла их как «ревизионистов»[163]. Студенты полагали, что к ним относились, как будто бы они были фракцией меньшинства при рабочих группах, а также говорили и писали, что ГДКР пренебрегает мнением народных масс, склонна к бюрократической волоките и манипуляциям, приведшим к подавлению массового активизма, что может быть свидетельством проведения «реакционной буржуазной линии». В одной из стенгазет студенты указывали:

По мере нарастания кампании студенты-диссиденты начали ставить под вопрос в принципе всю деятельность ГДКР, указывая на то, что мероприятия, организуемые структурой, подозрительно напоминают действия подпольной партийной фракции, нацелившейся сеять беспорядки и смуту внутри страны и партии. Самая провокационная декабрьская стенгазета студентов института фактически обвиняла членов ГДКР в самопозиционировании в качестве «левых» с целью организации государственного переворота.

Руководители фракций большинства в других вузах поддержали эти обвинения в адрес ГДКР. Бывший руководитель движения хунвейбинов Пекинского института лесного хозяйства вывесил стенгазету под лозунгом «Отбросьте ГДКР и устройте собственную революцию», обратив этот слоган против фракций меньшинства, которые схожим образом противостояли рабочим группам. Студент отмечал, что ГДКР не имеет формального статуса согласно Уставу КПК или Конституции КНР, соответственно, никто и никогда не исключал возможность обратить против ГДКР критику. По его словам,

Схожие настроения проявлялись в стенгазетах и на дебатах в школах. Что еще более существенно, некоторые из первых хунвейбинов Средней школы высшей ступени при Пекинском университете и Средней школы высшей ступени при Университете Цинхуа попытались сформировать организацию по координации противостояния, которую они назвали «Объединенные действия» (ляньдун). Среди основателей организации были как раз те учащиеся, которые в августе выступили против хунвейбинов с «Неотложным призывом» и многие из которых стояли бок о бок с Мао на трибунах во время первого митинга хунвейбинов 18 августа. Теперь эти молодые люди открыто заявляли о своем неприятии позиции ГДКР. 27 ноября учащиеся провели первую совместную встречу в пекинском районе Хайдянь, чтобы сформировать межшкольный альянс единомышленников. Соответствующая учредительная декларация союза была опубликована 5 декабря [Ibid.: 184–186].

Данная кампания получила особый резонанс в Пекинском университете, где студенческим движением по-прежнему заправляла Не Юаньцзы. С «благословения» Мао, похвалившего ее «революционную стенгазету», она считала себя политически неуязвимой. Во многих смыслах так оно и было. Однако кампания против реакционной буржуазной линии принесла с собой неожиданные осложнения для Не и ее сторонников, которые активно взаимодействовали с направленной в вуз рабочей группой и никогда не противостояли ее членам, как это было с фракциями меньшинства в других кампусах. По мере нарастания движения в августе и сентябре Не предприняла попытку взять под свой полный контроль хунвейбинов Пекинского университета. Она отдавала единоличные приказы, будто бы ее авторитет был непоколебим. Такой подход нашел отпор со стороны хунвейбинов, которые стремились к автономии. Продемонстрировав склонность к автократии, Не обвинила студентов в политических преступлениях, поскольку, с ее слов, противостояние ей следовало приравнивать к противостоянию ГДКР. В результате она настроила против себя значительную часть хунвейбинов Пекинского университета, превратив в оппозицию своих первоначальных сторонников, в числе которых была бо́льшая часть редколлегии знаменитой стенгазеты. Радикально настроенные повстанцы Пекинского университета вторили нападкам на ГДКР, используя это в качестве оружия в борьбе против Не [Walder 2006: 1032–1034; 2009: 106–107].

Попытка манипулирования студенческим движением вызвала бурю возмущения. Стремление трансформировать бунт учащихся в послушный инструмент ведущих маоистов публично осуждалось. В адрес доверенных лиц Мао звучали открытые насмешки. Допустить, чтобы цели восстания обернулись против ГДКР, было невозможно. К середине декабря ГДКР ринулась в контрнаступление, которое началось с публикации 13 декабря в «Красном знамени» передовой статьи. Ее авторы заявляли, что развернутая диссидентами кампания – это «атака на подлинных левых, развязанная небольшой группкой каппутистов»[164]. Статья призывала к введению в отношении классовых врагов диктатуры пролетариата.

Есть особая ирония в том, что новая повстанческая фракция, возникшая как протестное движение против диктатуры рабочих групп, трансформировалась с течением времени в собрание ярых сторонников «диктатуры пролетариата». 14 декабря ГДКР провела встречу с повстанческими лидерами, которые забросали членов группы вопросами по поводу разрешения конфликтной ситуации с диссидентами. Как заявил Кан Шэн, «мы должны решительно подавлять контрреволюционеров. Это наивысшая форма демократии… Мы должны претворять диктатуру в отношении контрреволюционных элементов… Свобода слова распространяется только на революционеров».

Еще более драматичным проявлением гонений под эгидой ГДКР было массовое собрание активистов школ 16 сентября. Тон новой кампании задала Цзян Цин в своей речи, направленной против школьных «Забастовочных пикетов»: