Пятнадцатиместный микроавтобус, заполненный этим хламом и несметным количеством медикаментов. стал похож на mobile home[26] для больного. У окошка висели колокольчики с прикрепленной внизу фотографией совсем еще молоденькой Алисии и маленького Хосе. Это были металлические колокольчики с таким приятным звоном, который редко услышишь. Когда закончили с вещами, Хосе забрался в машину и вытянулся на специально установленном ложе. Наконец можно было отправляться; Киоко посмотрела долгим взглядом на колокольчики.
— Держи, это ветчина для Алисии, она ее очень любит.
— Спасибо, Пабло, мама будет довольна, это верно, она обожает ветчину.
— Хосе, скажи мне правду, ты действительно не помнишь эту японку?
— Никогда в жизни ноги моей не было в Японии, поверь мне. В любом случае, говорят, японцы любезны, да? Только представь, предпринять такое путешествие, до самого Майами, специально ради меня!
Не думаю, что он мне врал, говоря так. Даже в детстве Хосе никогда не был лгуном, а какой ему сейчас прок от вранья? Однако девочки очень меняются, вырастая. Киоко было восемь, когда она танцевала с Хосе. Если бы родной отец покинул дочь в восьмилетнем возрасте и увиделся с ней вновь, когда ей стукнул двадцать один год, я не уверен, что он бы ее узнал.
— Держись, Хосе, не вздумай умереть, прежде чем доберешься до Майами, хорошо? — сказал я, взяв его за руку, перед тем как захлопнуть дверцу автомобиля.
Его руки, раньше почти черные, теперь были белыми, как мыло.
— Нет-нет, я продержусь, — ответил он, пытаясь пожать мне руку, но у него не было на это сил.
«Возможно, Хосе не протянет до конца путешествия», — подумал я и быстро закрыл дверцу, потому что почувствовал, как слезы закипают у меня в глазах.
Я отвернулся и посмотрел, что происходит у переднего сиденья: у этого гомика Серхио был растерянный вид. Киоко только что спросила, как выехать на трассу Интерстейт 95, и никто не мог ей ответить. Мне казалось, что выезд находится со стороны Нью-Джерси, но я не был уверен и остался стоять молча в стороне. В этот момент мы увидели Ральфа, подъехавшего на розовом мотоцикле с коляской. На корпусе мотоцикла была нарисована пицца. Понятно, этот тип работал продавцом пиццы. Похоже, у него самого была пицца рерреroni sausage[27] вместо головы.
— Эй, Киоко, следуй за мной, я вывезу тебя к началу трассы! — вот что он бросил ей на ходу, полностью проигнорировав меня и Серхио, после чего его мотоцикл, издавая страшный рев, удалился по улицам Квинса навстречу занимающейся заре, а за ним следом поехал ярко-красный микроавтобус Киоко.
У этого педика Серхио был грустный вид. оттого что девушка уехала, даже не обняв его на прощанье. Я тоже почувствовал себя одиноким.
VII
Ральф Биггс III
— Ты хорошая девушка; знаешь, мне кажется несправедливым, что ты специально приехала сюда из Японии, а с тобой тут случаются одни неприятности. Но послушай, в Америке есть и поразительно интересные вещи, которых ты еще не видела, даже в Нью-Йорке.
В тот день мы назначили встречу на десять, но уже в девять сорок пять мой лимузин стоял у дверей ее гостиницы. Накануне, когда после своего потрясающего танца Киоко спросила, смогу ли я отвезти ее в Квинс, я почувствовал себя по-настоящему счастливым.
Потому что мне показалось, что она рассчитывала на меня.
Гостиница находилась на 57-й улице, две с половиной звезды максимум, что-то вроде тех мест, где останавливаются туристические группы со Среднего Запада и перед которыми лимузины «суперстрейч» не рискуют парковаться. Когда портье в помятом галстуке-бабочке увидел, как я вылезаю из своей тачки, он остолбенел, вращая глазами, с видом, вопрошающим: что происходит?
Ровно в десять Киоко вышла из гостиницы и села в автомобиль; вид у нее был довольно усталый. В своих джинсах, пуловере, блузоне и кроссовках она не была похожа на тех, кто каждый день разъезжает в лимузинах, так что портье даже спросил у меня, кто она такая. Я ответил, что это японская рок-звезда.