– Но полковник Брилёв обещал… – начала было девушка.

– Мало ли что он обещал! – капитан отмахнулся от нее, словно от надоедливой мухи. – Видишь же, что ехать некому! Если недопилот сломается на полпути и неопытные люди не справятся с управлением, никто назад не вернется. Погубим людей и технику. Людей тут полно, а вот без техники умрут все. Потому что вывозить продукты станет не на чем. Глупые вопросы есть?

– Два, – Ингеборга мысленно запретила себе плакать. Сколько можно реветь, пора уже привыкнуть. – Как долго вы пробудете на поверхности и как часто это будет происходить? Прошу вас пройти в биорегенератор!

– Крайний раз я вел туда колонну сам. – Порфирьев зашел за ширму и принялся раздеваться. – Опасался держать высокую скорость, стоило проверить маршрут на предмет появившихся препятствий. Все прошло нормально. Может, Мозг действительно прав… – капитан на мгновение умолк. – Из-за этого добирались долго, еще с буранами не повезло, приходили каждые полчаса… Обратно колонну вел недопилот, почти весь маршрут. Нормально справлялся, пока буран не начинался. Под ветром его глючило, видимо, экранирование пробивает. Инженеры обещали все доделать.

Облаченный в больничные шорты Варяг протопал к свободному биорегенератору и принялся устраиваться на ложе, едва вмещавшем его мускулистое тело.

– Если справятся, то туда точно будем за один цикл антирада доходить. Сутки стоянка, потом погрузка. Тележки мы туда завезли, питание там есть, грузчиков хватает. Крайний раз оба грузовика мы загрузили за шесть часов, еще час укупоривали груз противорадиационными чехлами, ради которых тогда две базы угробили. Потом была вторая стоянка, это еще сутки. Обратно шли в полном грузу, на большой скорости движки ревели так, словно сейчас полопаются, и я не рискнул сильно ускоряться, поэтому за один цикл вернуться не удалось. Но Мозг клянется, что машины выдержат. Если так, то вся экспедиция будет занимать три цикла антирада и двое суток пережиданий. Потом двенадцать часов на обслуживание техники, и отправляется второй состав, после третий, и все заново. За раз вывозим по сорок тонн, бывшие сотрудники Росрезерва утверждают, что на складах уцелело двести тонн продовольствия, итого за пять ходок должны все вывезти.

– То есть вы отправитесь в экспедицию еще один раз, на трое суток, и произойдет это через семь дней, – грустно подсчитала Ингеборга. – Это очень плохо… Даже от одного раза последствия будут ужасны… Мне тяжело с этим смириться…

– Тогда лучше попробуй смириться с последствиями трех раз, – в голосе капитана зазвучала ирония. – Потому что после того, как вывезем продовольствие, сразу же начнем вывозить все остальное. Вместе со стеллажами, на которых оно лежало. Это еще пара ходок для каждого состава.

– Неужели нельзя сделать перерыв хотя бы в месяц? – Ингеборга ощутила, как тяжелеет на душе. Даже то немногое, чем она могла ему помочь, оказалось каплей в море. – Я понимаю, что мы остро нуждаемся в различных материалах, но это же не продукты… они могут подождать…

– Они-то могут, – не стал спорить Порфирьев. – Только вот температура на поверхности нас ждать не хочет. Там сейчас минус пятьдесят шесть по ночам, и днем теплее ненамного. Инженеры считают, что она вполне может упасть до минус семидесяти, но критическая отметка – это минус шестьдесят. После этого порога металлы, пластик и все остальное меняют свои свойства. Все, что выходит на поверхность, потребуется обогревать каждую секунду, иначе никто не дает гарантий, что техника не развалится или просто не откажет, когда у нее испортится настроение. Мы будем сегодня лечиться или мне завтра заглянуть?

– Пять секунд до начала процедуры, – Ингеборга коснулась сенсора подачи ложа и с щемящей сердце тоской проводила взглядом могучую фигуру пациента, скрывающуюся в чреве биорегенератора.

Два часа она проводила лечение в ручном режиме, потому что ИИ медотсека давно перестал понимать разработанные ею программы лечения. Инженеры говорили, что проще отключить ограничения, чем обучать программу новым аспектам, незаложенным в стандартные алгоритмы. Потому что для этого необходимо быть медицинским программистом, а среди них таких нет. Поэтому Ингеборга приноровилась пользоваться режимами сохранения индивидуальных настроек пациента. Спасало то, что памяти у ИИ медотсека оказалось достаточно. Видимо, разработчики концепции бункера предусмотрели это заранее, потому что в обычных больницах давным-давно никто не хранит информацию у себя, все лежит в специальных облачных хранилищах. До войны всевозможных дата-центров, предоставляющих услуги облака, было чуть ли не больше, чем людей. Доступ к интернету имелся везде, где эти люди жили, скоростей хватало. Словом, тратиться на организацию собственных архивов было невыгодно, услуги профессиональных облачных сервисов обходились на порядок дешевле.

Зато теперь не существует ни интернета, ни облачных сервисов, и информацию взять неоткуда. Уцелело только то, что было у тебя в голове. Ингеборга устало вздохнула. Проблема в том, что у подавляющего большинства в голове нет ничего ценного. Ей бы самой не помешало в свое время пройти не десять факультативов, а сто десять, но кто же знал, что все так обернется… В ту пору казалось, что ее персональный учебный план настолько огромен, что мозг вплотную приблизился к пределу своих способностей… Эх, ее бы сейчас туда, в прошлое, года на три-четыре! Она бы с неподдельным энтузиазмом выучила десяток таких индивидуальных курсов и поступала бы не в Москву, а в Новосибирск, на кафедру к светилу мировой медицины в области лучевых поражений. И не позволила бы родителям сесть в тот несчастный самолет…

Искусственный Интеллект медотсека сообщил о готовности приступить к стандартным регенерирующим процедурам, Ингеборга задала нужную последовательность восстановительных операций и занялась другими пациентами. Очередь из жительниц второго уровня снова выросла, приходилось одновременно лечить больных из стационара и успевать помогать Светлане, развившей бурную активность. Чтобы в результате таковой тяжело больных пациентов стало меньше, а не наоборот, требовалось находиться сразу везде, но к этому ей давно не привыкать.

– Диля, верни мой коммуникатор, – Антон попытался произнести это как можно более корректным тоном. После того как Давид вернулся с последнего медосмотра, жена стала бросаться на Овечкина реально за любую фразу. – Мне пора готовиться к экспедиции. Через два часа выезд.

Взгляд Дилары, вытирающей влажным полотенцем лоб лежащего на кушетке сына, сверкнул злобой, но ответить ему она не успела. Оказалось, что Давид не спит, сын открыл глаза и слабым голосом произнес:

– Мама, отдай папе коммуникатор! Почему ты постоянно его забираешь? Он же Инженер, ему надо быть на связи! Вдруг Варягу потребуется его помощь!

– Папа сильно устает на работе, – ласково объяснила Давиду Дилара. – Ты же знаешь, у него там очень много дел. Ему необходимо отдыхать хотя бы иногда. Я не хочу, чтобы он рано или поздно упал прямо на ходу!

– Наши говорят, что он на работе меньше всех, – вяло возразил ребенок. – Даже Пиджак работает больше, хотя его постоянно вызывают в медотсек на процедуры. А отец все время вертится возле тебя.

– Твои друзья ошибаются, – мягко поправила сына Дилара. – Они еще маленькие и многого не понимают. Папа заботится о семье!