– Какая разница?! – Ингеборга решила не сдаваться до последнего. – Ну, не знаю я этого способа, ну и что с того? У нас же нет блэкаута, мы можем взять аккумулятор и новый фильтр, приехать в бункер, запустить электричество, и я открою все сама за несколько секунд!

– Никто не отправит на поверхность единственного врача. – Порфирьев покачал головой. – Неоправданный риск. Я сообщу Мозгу, пусть думает. Дашь им пароль, твоя биометрия у них есть, образец голоса запишем. Пусть изобретают устройство для взлома или едут туда со мной.

– Я пароль не помню! – изо всех сил сопротивлялась девушка. – Он у меня нацарапан там в укромном месте! А чтобы никто не догадался, я нацарапала там несколько паролей! Если увижу их все, то вспомню, какой из них правильный. Если ошибиться с паролем, система заблокирует сейф и его точно придется разрезать. Только его просто так не вытащить, потребуется демонтировать половину технических систем бункера!

– У тебя что, острый приступ бреда? – капитан внимательно разглядывал ее лицо. – Или вы с Овечкиным в одной школе учились? Что за ерунду ты несешь?

– Это не ерунда! – насупилась блондинка. – Я пытаюсь объяснить вам, что все сильно упростится, если вы возьмете меня с собой!

– Все сильно упростится, если ты просто скажешь, что тебе нужно, – парировал Порфирьев. – Я привезу тебе оттуда все, что смогу найти. А найти я смогу, что угодно, если ты понятно объяснишь. Что тебе оттуда надо? Шмотки? Бабские примочки?

Ингеборга тяжело вздохнула и тоскливо ответила:

– Я хочу попасть домой… ненадолго. Вещи оттуда мне нужны, но без них я смогу прожить, все равно это не жизнь. Мне бы вылезти из шкуры медицинского робота… мне очень нужно почувствовать, что я все еще живой человек… Мой мир умер давно. Задолго до войны. А здесь все… чужое. Я вас очень прошу: свозите меня домой хотя бы на час, и я отдам вам карту, она существует, это не выдумка.

Несколько мгновений капитан молча смотрел ей в глаза задумчивым взглядом, явно подозревая, что она что-то недоговаривает.

– Я подумаю, – произнес он наконец. – Сейчас в любом случае не до этого, так что времени хватает. Сколько мне еще тут лежать? Пора заниматься экспедицией.

– Еще двадцать минут, – девушка сверилась с показаниями системы биомониторинга. – Но перед выходом на поверхность вам необходимо провести еще два часа в биорегенераторе. Поэтому я жду вас в медотсеке в двадцать два часа.

– Хорошо. – Порфирьев не стал возражать и снова закрыл глаза.

Оставшееся время девушка провела на беговой дорожке, обдумывая состоявшийся разговор. Капитан прав, так просто ее из бункера никто не выпустит. Но если твердо стоять на своем, Брилёв должен согласиться. В конце концов, получить эту карту в его интересах. Она действительно не знает, что хранится в отмеченных там складах, но что-нибудь наверняка есть, отец не стал бы помечать их просто так. И добраться до карты гораздо проще, чем до Росрезерва.

Процедуры завершились, и злюка-капитан ушел умываться. Несколько минут Ингеборга успела посидеть в асанах, потом появился полностью собранный Порфирьев с планшетом Миронова в руках. Он вновь скользнул по ней недовольным взглядом и заявил, что уходит работать, а у нее есть ровно полчаса. Через тридцать минут замок на входной двери откроется на пять секунд, и если она за это время не успеет убраться из его номера куда подальше, то останется тут до его возвращения. И больше сюда он ее не пустит. С этими словами Порфирьев вышел из номера, коротким «Брысь!» разгоняя дежурящих возле двери «снежинок», и Ингеборга, пряча печальный вздох, проводила захлопывающуюся дверь грустным взглядом.

На мониторе дежурного диспетчера входного блока створы шлюза сомкнулись, скрывая дюжину фигур в армейских скафандрах антирадиационной защиты высшего уровня, и автоматика сообщила об открытии внешних ворот. Изображение с камеры шлюза сменилось картинкой с камеры, наблюдающей за входом, и Овечкин увидел, как ремонтная экспедиция выходит на поверхность. В ангаре, обустроенном за воротами бункера, видимость была немногим лучше, чем внутри покорившего планету холодного океана пыли, пропитанного мраком ядерной ночи. Из-за нехватки стройматериалов полностью закрыть ангар было нечем, и половины стены, которая должна была перекрывать выезд в каньон, так и не было.

Раньше дыру подпирали вездеходом, к которому наскоро приделали подобие щита, собранного из чего придется. Не так давно по приказу Порфирьева щит переставили на тягач, прикрепили к отвалу, как смогли. Чтобы запирать выезд на время отъезда экспедиции. Иначе ангар в лучшем случае окажется занесен метровыми сугробами из золы и черного снега, а в худшем его раздует вдребезги ураганами. Целиком и полностью щит выезд не закрывал, но в наших условиях это решение считалось наиболее оптимальным. Все-таки сквозняки не ураганы, разница очевидна. Но из-за них внутри ангара было всего на пару градусов теплее, чем снаружи, а в воздухе вечно висела такая же пылевая взвесь, как везде.

Чтобы тягач не замерз на пятидесятиградусном морозе в самый ответственный момент и возвращающаяся экспедиция не оказалась перед перегороженным входом за пару минут до интоксикации как это обычно бывает, машину регулярно прогревали и проверяли. Для этого Порфирьев ввел в каждую смену ЭК должность водителей, ответственных за открытие-закрытие выезда путем отведения-подведения тягача на десяток метров назад-вперед. Таким способом капитан-мизантроп хотел обеспечить сохранность ангара, но вчерашнее возвращение экспедиции наглядно продемонстрировало, что без Порфирьева работы на поверхности не ведутся. Брилёв перенаправляет весь инструментарий на перепланировку второго уровня, и действовать в ангаре становится нечем.

На что Антон обратил внимание Порфирьева еще утром и веско объяснил, что без надлежащего надзора так будет всегда. Кто-то из профессиональных технических специалистов, таких как Инженер Овечкин, должен постоянно следить за тем, чтобы работы не только не останавливались, но и производились с надлежащим качеством. Капитан-мизантроп прорычал в ответ, мол, в этом нет смысла до тех пор, пока у нас не появятся стройматериалы, потому что работать особо не с чем, а для того чтобы открывать-закрывать выезд, инженерное образование не требуется. Можно подумать, оно жизненно необходимо для погрузки ящиков или разрезания на запчасти стеллажей Росрезерва! Это просто знак судьбы, не иначе, что из всех оккупировавших Росрезерв ФСБ-шников Порфирьев взял в плен единственного инженера-механика. Фортуна реально дает Антону шанс.

Потому что в эту ремонтную экспедицию капитан-мизантроп взял Шарафутдинова, которому уже изменили статус с пленного на «специалиста, находящегося на испытательном сроке». И, как положено у военных дуболомов, сразу же унизили, наградив радиопозывным «Пиджак». Но без унижений тех, кто слабее тебя, вояки жить не могут, это Антон уяснил уже давно, поэтому вообще не удивился, когда увидел самодовольную физиономию Абрека, сообщающего Шарафутдинову его новый позывной. Да и пусть! Главное, что Порфирьев не потащил Антона с собой чинить вездеход! Овечкин ни секунды не сомневался, что, не будь Шарафутдинова, асоциальный брутал глубоко наплевал бы на сломанные пальцы Антона и обязательно поволок его в эту долбаную ремонтную экспедицию. А так его оставили в недолгом покое и безопасности, и сейчас он впервые смотрит на отправляющихся в смертельную поездку людей со стороны.

Силуэты участников экспедиции быстро утонули в забитом пылью воздухе ангара, слабо освещенного мутными пятнами выносных фонарей, и входные ворота закрылись. Камера перешла в режим ожидания, и Овечкин мысленно поздравил себя с толикой сохраненного здоровья. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло! Он посмотрел на загипсованную руку, висящую на перевязи на груди. Во время сеанса детоксикации Снегирёва провела ему какие-то хирургические процедуры, а спустя несколько часов поместила его в биорегенератор еще раз. Оттуда Антон вышел уже с гипсом, точнее, с его пластиковым аналогом, потому что настоящий гипс в биорегенераторах не используется. Пальцы уже не болят и даже не ноют, но Снегирёва заявила, что для надежного образования костной мозоли в местах переломов потребуется еще пара процедур в течение недели, и все это время Антону нельзя тревожить руку.