– Сначала все решили, что выносить придется прямо так, в своей одежде, и сели на задницу в ужасе. Потом помощник Брилёва уточнил, что скафандры им выдадут, он просто забыл об этом сказать в первый раз, потому что завертелся.
Она многозначительно фыркнула:
– Но все поняли намек. Короче, они согласились, и их временно забрали на первый уровень, причем одних, без жен. – Супруга незаметно впилась ногтями в руку Овечкина: – Впрочем, вряд ли это их огорчило, потому что на первом уровне баб тоже полно, ты-то об этом знаешь!
Антон предпочел никак не ответить, чтобы не усугублять едва-едва затихший конфликт, и Дилара, лучезарно улыбнувшись очередной идущей навстречу девушке, прошептала:
– В настоящий момент у всех мужчин официально идет аврал, связанный с устранением последствий кровавых преступлений террористок и начавшимся строительством на поверхности. Поэтому их временно поместили жить на первом уровне в целях экономии времени. Кроме тебя на втором уровне появляется только Порфирьев, но его почти не видно, потому что он, когда здесь, редко выходит из медотсека.
– Он проходит углубленный курс лечения, – сообщил Антон. – Снегирёва уговорила Брилёва. Тот пошел ей на уступки, учитывая ее состояние…
– Ты можешь перестать ему завидовать хоть иногда?! – Дилара окрысилась, но тут же засияла улыбкой, встречаясь взглядом с очередной молодой женщиной, поздравляющей Антона с выздоровлением. – Брилёв обещал Снегирёвой положить Порфирьева на лечение еще до вашего отъезда, это общеизвестно! И ее состояние тут ни при чем, просто Порфирьев нужен Брилёву! Он сейчас всем нужен! Кто-то должен остановить грабителей! Не думаю, что ты сможешь сделать это!
– Каких еще грабителей? – Овечкин терпеливо спрятал вздох.
– Это ты мне расскажи! – Жена улыбнулась еще кому-то. – Слухи ходят, один ужаснее другого! Говорят, что какие-то головорезы из ФСБ выжили где-то еще и теперь грабят склады Росрезерва, забирая оттуда наши продукты! А без продуктов мы не сможем оставить в покое биофермы на полгода, чтобы они смогли выйти на нужные мощности, или как там, короче, чтобы смогли производить достаточно еды для всех! Администрация все засекретила, толком никто ничего не знает, женщины спрашивают у меня подробности! Но не могу же я сказать, что меня двадцать суток не пускали к собственному мужу?! Это навредит бизнесу, не говоря уже о том, как сильно обрадует ораву шлюх, положивших на тебя глаз!
Семья Овечкиных добралась до одной из столовых второго уровня, и улыбающаяся всем Дилара, войдя внутрь, расцвела еще сильнее. Антон понял, что сейчас идет время ужина, и жена, скорее всего, не случайно выбрала именно это время и место. Обеденный зал был заполнен почти полностью, из трех или четырех десятков женщин он заметил лишь двух или трех, кому на вид можно было дать лет тридцать, остальные были заметно моложе. Отовсюду посыпались поздравления и пожелания крепкого здоровья, и Антон отметил, что, в то время как он не узнает никого, все присутствующие хорошо его знают и достаточно подробно осведомлены о том, как мужественно он боролся с болезнью все эти дни.
– Возвращение мужа к семье очень символично, – едва слышно прошипела Дилара, сияя улыбкой, – это производит впечатление на женщин. Шлюшки всегда пялятся на женатых, потому что наличие семьи у мужика говорит им о том, что он в принципе готов быть семьянином!
При этом ее пальцы сжимали его запястье все сильнее, и Антону приходилось терпеть боль от впивающихся в кожу ногтей.
Несколько девушек, сидящих за одним столиком, добровольно уступили его семье Овечкиных, и никто не был против того, чтобы Антон с женой и сыном обслужились вне очереди. Пока Овечкин рассчитывался с системой за приобретенные блюда, а Дилара с Давидом нагружали и отправляли к столу автоматизированные подносы с едой, вокруг их стола образовался целых круг из других столов. Все присутствующие на ужине хотели из первых уст услышать подробности о том, что происходило во время экспедиции, и Антон больше часа отвечал на женские вопросы. Пришлось серьезно поломать голову над ответами, чтобы не нарушить режим секретности, о соблюдении которого Овечкина лично уведомил Абрек. Провоцировать головореза не стоило вообще, а уж портить и без того малопонятные отношения со всей военной хунтой – особенно. Тем более сейчас, когда его семья провела без двойных норм ровно двадцать семь суток. Получить на следующий день какой-нибудь штраф означает ни больше ни меньше взорвать Дилару, иначе не скажешь. О том, что из этого выйдет, лучше не думать, ибо позитива в этом точно не будет.
Весь ужин Дилара мастерски изображала жену, чуть ли не вылизывающую своего супруга, всех это заметно умиляло, и даже маленький Давид, видимо, нахватавшийся верхушек за прошедшие дни, важно заявил, что папу надо беречь, потому что он сражается за общее выживание посреди смертельно опасной радиации, и ему приходится нелегко. И только Антон ощущал исходящее от жены незримое облако токсичной агрессии, незаслуженно направленное на него лично.
Сразу после ужина маленький Давид захотел спать, и Овечкин поймал себя на мысли, что сын стал утомляться быстрее, чем прежде, хотя всего-то погонял час в футбол с приятелями. Он ведь и раньше играл в футбол, мальчишки часто развлекаются этим. Здесь, на втором уровне, даже есть отдельный тупиковый коридор, негласно отведенный решением общественности под это дело. Только прежде вроде бы всего за час игры Давид так сильно не уставал. Надо рассказать об этом Снегирёвой. Пожалуй, он сходит в медотсек завтра же. Диларе для этого придется занимать очередь, но его, Инженера ЭК, не пустить внутрь охрана не осмелится.
Однако на следующий день Антону оказалось не до медотсека. Накануне, после ужина, Дилара уложила Давида спать и сразу же ушла куда-то, заявив, что идет заключать сделки с клиентами. Это ей явно удалось, потому что с утра и до самого вечера к ним в каморку приходили разные женщины с детьми, и Антон то включал-выключал подачу воды в душе, то выходил в сеть под личным идентификатором с коммуникатора очередного ребенка и терпеливо ждал, когда у нее истечет обговоренный с Диларой срок использования. При этом если не каждая вторая, то уж точно каждая третья женщина, стоило Диларе отвернуться, бросала на него заинтересованные взгляды и как бы невзначай, случайно между делом, принимала такую позу, чтобы сразу в глаза бросалось, что выглядит она гораздо лучше тучной Дилары. Овечкин, помня о болезненной реакции жены на все подряд, старательно делал вид, что ничего не замечает и вообще не интересуется ничем, кроме бизнеса супруги, но это, похоже, только подогревало к нему интерес матерей-одиночек. К концу дня он психологически вымотался настолько, что испытывал желание попасть на работу как можно быстрее.
Первый рабочий день после болезни начался с неприятных открытий. Нет, он, конечно, слышал, пока лежал в стационаре, что на время его отсутствия инженерной поддержкой строительства ангара занимается кто-то из людей Миронова. Но он не ожидал, что они смогут добиться таких результатов. После того как из Центра были вынесены все трупы, для которых наскоро вырыли ров в сотне метров от въезда во входной каньон, Брилёв наладил разгрузку каравана. Проведшие несколько суток посреди смертельной радиации продукты отправили на третий уровень, ими потом занималась Снегирёва, а вот привезенными стройматериалами сразу озадачились люди Миронова. Сам Антон долго пробыл в тяжелом состоянии, а вот Порфирьев, который встал на ноги на третий день, сразу же предложил Брилёву действовать. Полковник, кто бы сомневался, не раздумывал ни секунды, потому что действовать придется не собственными руками. Порфирьеву предстояло долгое лечение, но амбал заявил, что в состоянии руководить той частью работ, которая не требует личного присутствия на поверхности, и вообще, время не ждет, каждые лишние сутки Центр рискует потерей какой-то части продовольствия из Росрезерва. Брилёв безропотно выдал ему Миронова со всей командой, и Порфирьев наставил им задач.
Тут-то и произошло самое неприятное. Чертовы мегамозги пересчитали и проверили все привезенные из Росрезерва кровельные материалы и заявили, что этого хватит для кровли половины площади ангара. Они взяли за основу предложенный Овечкиным метод сооружения двускатной самоочищающейся крыши, перерасчитали конструкцию и предложили более оптимальный и более прочный вариант. Брилёв с Порфирьевым его конечно же приняли и тут же запустили строительство. При этом все прочие сотрудники Центра были уверены, что крыша Миронова и крыша Овечкина – это две разные крыши, и крыша Миронова лучше, поэтому строят именно ее. Никто даже не потрудился объяснить людям, чья это заслуга на самом деле! От обиды, честное слово, хотелось плакать, потому что это уже верх несправедливости. У него самым наглым образом украли разработку и присвоили себе! Овечкин даже предъявил претензии Порфирьеву, но амбалу-мизантропу было конечно же наплевать.
– Разве ты изобрел двускатную крышу? – лениво прорычал Варяг, не отрываясь от каких-то армейских файлов. В ожидании очередной медицинской процедуры капитан возился с переданной Мироновым документацией, сидя прямо на медицинском столе возле занятого пациентом биорегенератора. Если бы кто-то другой, разве что кроме Брилёва, посмел усесться вот так вот посреди операционной, да еще чуть ли не на сенсорные панели медицинского компьютера, Снегирёва сожрала бы его живьем или потребовала от Брилёва немедленной казни для святотатца. Но порфирьевских выходок блондинка не просто не замечала, а даже старалась не мешать амбалу, из-за чего ей приходилось очень неудобно протискиваться сбоку от его могучей туши, чтобы добраться до управления биорегенератором. Овечкин искренне надеялся, что из-за этого она не допустит какой-нибудь врачебной ошибки.
– Двускатная крыша была изобретена много веков назад! – Антон позволил себе легкое возмущение. – При чем здесь это, Олег?! Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду!