Книги

Катынский детектив. Все тайны убийства в смоленском лесу

22
18
20
22
24
26
28
30

Вы помните фильм «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика»? Там Балбес предложил операцию назвать «Ы», чтобы никто не догадался. Та лапша «секретности», которую Токарев вешал на уши следователям и Елину, очень сильно напоминает операцию «Ы».

Я полагаю, что если бы НКВД потребовалось расстрелять поляков, то НКВД сделало бы это так. Был бы пущен слух в лагерях военнопленных, что СССР тайно от немцев договорился о передаче пленных поляков Аргентине, ЮАР — кому угодно. Официально бы было объявлено, что пленные офицеры переводятся в лагеря под Владивосток, порт, откуда действительно можно тайно уехать в Африку или Южную Америку. Вывозить лагеря начали бы по 2–3 вагона на восток. Где-нибудь в Центральной или Восточной Сибири пленным бы объявили, что впереди паводком затоплены пути и им придется дней десять простоять в квартирах в окрестных селах. Их бы выгрузили на каком-нибудь разъезде и повели по лесным дорогам якобы в села. Попутно могли еще и руки связать, якобы потому, что конвоиров мало. И их могилы никто бы и никогда не нашел. Окрестным жителям под благовидным предлогом (испытания химического оружия) запретили бы заходить в эти леса, а паровозным бригадам сказали бы, что в том лесу тайная пересылка заключенных и нужно держать язык за зубами.

Но проводить массовый расстрел в центре областного города, да еще и в подвале административного здания, да хоронить возле дач НКВД с помощью экскаватора — это бред. Дураков в НКВД на работу не брали. Они по традиции шли работать в журналистику.

73. А теперь о собственно технологии расстрела, рассказанной Токаревым. Со слов Елина, она выглядела так:

«…Из камер поляков поодиночке вели в красный уголок, то есть Ленинскую комнату, там сверяли данные. Фамилию, имя, год рождения…

…Надевали наручники, вели в приготовленную камеру — и били из пистолета в затылок…

…За месяц, работая почти каждую ночь, убили 6000 человек…

…Первый раз из Осташкова привезли 300 человек, — вспоминает Токарев. — Но оказалось слишком много, когда закончили расстреливать, уже солнце взошло. Ночи стали короче, а надо ведь было уложиться в сумеречное время. Стали возить по 200–250…

…Через вторую, заднюю, дверь трупы выносили из камеры и бросали в крытые грузовики. Затем 5–6 машин везли тела к месту захоронения в окрестностях села Медное…».

Прежде чем заняться обсуждением реальности этой технологии, скажем, что сама по себе казнь человека — дело достаточно опасное для тех, кто казнит. Когда человек поймет, что смерть неизбежна, у него резко прибавляется сил и он становится способен одолеть многих. Правда, немцы уверяли по опыту массовых расстрелов евреев и гражданского населения, что у них, в плане покорности расстреливаемых, не было проблем, но это гражданское население, которое до самого конца не верило, что с ним могут так поступить, не имело опыта сопротивления врагу и не способно было мобилизовать силы.

Другое дело, когда речь идет о людях, которые знают или догадываются, что их могут убить, о военных, которые сами были подготовлены для убийства врага.

В материалах Нюрнбергского процесса приводилась объяснительная одного эсэсовца, занимавшегося расстрелами в Белоруссии. Он оправдывался перед своим начальством по такому поводу. Ему поручили расстрелять 5–6 инвалидов войны из лагеря для советских военнопленных. Он взял двух помощников и водителя, и они на грузовиках подъехали к лагерю, но так, чтобы их не было видно и вид их формы не встревожил пленных. Инвалидов к ним привели жандармы, охранявшие лагерь. Погрузив пленных в кузов, эсэсовцы повезли их в пригородный лес, где они обычно расстреливали. Этот фюрер взял одного пленного из кузова и повел к могиле. Пока он его устанавливал, целился и стрелял, сзади раздался шум. Обернувшись, он увидел, что водитель и оба его товарища уже убиты, а инвалиды целятся в него из захваченного оружия. Он сбежал. Начатый розыск и прочесывание леса ничего не дали, инвалиды удачно скрылись.

В фильмах вам, наверное, приходилось видеть, что в тюрьмах осужденного задолго до казни сажают в отдельную камеру, выводят его на казнь из камеры 3–4 человека, их численное преимущество не дает осужденному возможности нанести конвоирам серьезных повреждений до того момента, пока его не свяжут.

А что мы видим в описании Токарева? В этой тюрьме точно не было 300 одиночных камер, следовательно, пленные находились в общих на 10–40 человек. Как, под каким предлогом их по одному можно оттуда брать, и еще ночью, чтобы они ничего не заподозрили и не организовали сопротивления? А ведь камера — это не только изоляция заключенных от надзирателей, но и наоборот. Не забывайте, что это пленные, а не преступники, у них не было забитости заключенного и были командиры, при малейшем подозрении они отказались бы выходить и камеры надо было бы забрасывать гранатами и брать штурмом. Токарев, судя по всему, подробно рассказал, как в этой тюрьме расстреливали 1–2 заключенных за ночь, переложив это на 300. Следователи бездумно записали, не видя, что Токарев оставил себе возможность все сказанное опровергнуть, как только он освободится от опеки полковников, скажем, на суде. И пригласить в эксперты специалистов по казням из тюрем, которые подтвердят, что таким образом расстрел провести невозможно.

74. А теперь немного посчитаем. Нам надо со станции привезти пленных и поместить в тюрьму. Чужих конвоиров здесь задействовать нельзя: вдруг какой-то сердобольный обронит невольное слово и мы получим бунт и побоище. Пусть на самой перевозке у нас будет занято по минимуму 3 человека, да человека 3–4 должно принять заключенных в тюрьме. Самих рейсов будет не менее 8–10, то есть это работа на полную дневную смену и требует самое малое человек 7. Ночью нужен дежурный у камер, да хотя бы один между отделениями, где содержались пленные и где расстреливались. Хотя бы одного надо поставить снаружи тюрьмы. Пара человек должна выводить из камер и вести в красный уголок. Здесь еще один должен заполнить анкету и пара помощников палача должна скрутить пленного, одеть наручники и вывести к палачу в камеру расстрелов.

По идее, чтобы заполнить анкету, нужен и переводчик, но, допустим, как-то обходились. Но и без этого мы видим: с палачом по минимуму 9 человек. Положим, что подручные палача будут вытаскивать трупы из подвала, и на улице им будут помогать грузить трупы в машины свободные от рейсов шоферы. Их еще 6 человек, по показанию Токарева.

У могилы, края которой забросаны землей, надо будет снимать с машин трупы, подтаскивать к могиле и укладывать там. Положим, что в этой операции будут участвовать экскаваторщики и шоферы, да еще пара человек нужна для охраны самого кладбища — отгонять любопытных. То есть и на кладбище надо еще 4 человека.

Получается, что свидетелей, которых нужно «замарать кровью», нужно не 10, а по самому минимуму — 26 человек. Сама же эта работа физически становится чрезвычайно трудной. Поэтому немцы массовые расстрелы вели сразу у могил. В Катыни 2–3 грузовика с пленными, вероятнее всего уже связанными, подъезжали прямо к могиле, там встречало тридцать солдат с тремя офицерами да плюс и солдаты усиления, которые придавались этой айнзацкоманде. По показаниям свидетелей, расстрел, судя по всему, вели сразу два немецких ефрейтора, и немцам на всю операцию требовалось времени в пределах часа.

И здесь мы видим, что описанная Токаревым технология предназначена для обычных, по суду, казней, но никак не для массовых расстрелов.

75. Но предположим, что команда у Токарева была 30 человек, а лишних (сверх 10) свидетелей расстреляли. (Поскольку архивы Калинина в целости, то Третецкий с Анмсимовым найдут их фамилии и даты смерти.) Могли ли они развить такую производительность?