На пульте управления горели индикаторы, колебались стрелки. Симон и Майкл были одни.

— Сейчас не до сюрпризов, Симон. Ты понимаешь это не хуже меня. Что ты скрываешь?

Симон посмотрел на Майкла. Было видно, что он собирается с духом. И наконец…

— Тебе известна история моих родителей: как мой отец похитил, изнасиловал и пытал мою мать, а потом скрылся.

Симон в общих чертах повторил историю, которую рассказывал Майклу ранее.

— Но долго скрываться у него не получилось; я не раскаиваюсь, что убил его — так же, как не сожалею о трех годах тюрьмы. На коже женщины, которую любил, он вырезал и выжег ужасные, зловещие символы. Поэтому когда она вновь стала носить рясу и другие атрибуты монашеского одеяния, то я решил, что она хотела скрыть чудовищные шрамы. Чего я не знал, так это того, что на самом деле она таким способом скрывала беременность — после изнасилования она забеременела. Я в это время находился в тюрьме и так ничего и не узнал о ребенке. Если уж на то пошло, я ничего не знал до недавнего времени. Лишь четыре месяца назад мне открылась истина. Моя мать знала, что не сможет дать ребенку воспитание; душевное состояние ее было нестабильно, и она не хотела, чтобы страшная тайна когда-нибудь вышла наружу. Поэтому она обратилась к своей подруге Женевьеве Зивере, женщине, содержавшей на свои средства небольшой приют, в надежде, что та окружит ее сына заботой и вырастит его — то есть сделает то, на что у моей матери не было ни душевных, ни физических сил. Однако в обмен на ребенка моя мать взяла с Женевьевы обещание. Та должна была обращаться с мальчиком и воспитывать его так, как будто он ее собственный сын. Мать страдала при мысли, что ребенок узнает, из какой ужасной семьи он произошел: монстр-отец и навеки искалеченная, полубезумная мать.

Симон помолчал.

— На протяжении многих лет Женевьева ни разу не выдала тайны, даже не упомянула об этом обмане. Иногда, навещая Женевьеву, я встречал этого мальчика. Несколько раз она сама приезжала с ним в Ватикан. Он мне как-то не запомнился. Тихий, взгляд отрешенный. Я слишком поверхностно знал его тогда, чтобы понимать, что он психически не вполне нормален. В конце концов Женевьева нарушила обещание, данное ею моей матери; она с трудом на это пошла, прежде всего не из-за гипертрофированной верности слову, а из-за страха за меня. Она не знала, как я отреагирую, когда узнаю правду об этом ребенке и его происхождении. Ибо к тому времени перед нами был уже не ребенок, а мужчина, в буквальном смысле слова истребивший свою семью — убивший жену и тестя, чтобы отстранить их от дела и стать единоличным владельцем. Этот человек, алчно эксплуатируя идею Бога, проповедовал правильные слова, но в жизни лицемерно противоречил каждому собственному слову. — Симон умолк.

Он не отрываясь смотрел на Майкла, а тот внимал каждому его слову. Симон перешел на шепот:

— Джулиан Зивера — монстр, как две капли воды похожий на моего безумного отца… и он — мой брат.

Майкл не знал, что сказать.

— Это должно остаться между нами, — добавил Симон.

— Пообещай мне, что сначала мы спасем Сьюзен и Женевьеву.

Симон кивнул.

— Разумеется.

В наступившей тишине тянулись мгновения. Они смотрели друг на друга. И тут Симон опять заговорил:

— А потом я убью Джулиана.