– Меня Марией зовут, – представилась женщина. – Оставьте ваш парашют прямо здесь, мой муж Юха его приберёт. Идите за мной, до хутора и полверсты не будет.

Шли через поле, на котором местами ещё лежал снег, изредка обходя кучи и кучки больших и маленьких округлых камней.

– Что это за камни? – заинтересовался Ник.

– Обычные камни, – не оборачиваясь, ответила Мария. – Тут вся земля с камнями. По осени думаешь, что все камни уже собраны. Приходит весна, сходит снег, опять всё поле в камнях…. Откуда они только берутся? Уже пора пахать, ячмень и рожь сеять, скоро надо будет картошку сажать, а приходится с этими каменюками возиться, чтобы лемех не загубить…

Через двадцать минут они подошли к хутору, стоявшему на лесной опушке: длинный одноэтажный жилой дом с маленькими окошками, просторный хлев, конюшня, несколько амбаров и сараев, маленькая аккуратная баня, треугольник погреба, тёмный сруб колодца. Лениво забрехала собака. Почуяв людей, всхрапнула лошадь. Тревожно замычали коровы. В одном из сараев тревожно загоготали гуси.

– Вот же, беспокойные, – по-доброму вздохнула Мария и громко прокричала что-то по-фински. Через минуту опять наступила полная тишина.

– Проходите! – женщина распахнула низенькую широкую дверь. – Грейтесь, там натоплено, сейчас я и поесть соберу. Ой, подождите, я лампу зажгу! – чиркнула спичкой о коробок, запалила керосиновую лампу, прикрыла тоненькое пламя длинной стеклянной колбой.

Через тесные сени, стены которых были завешены самыми различными вещами, Ник прошёл в горницу.

Большая просторная комната, скупо заставленная нехитрой мебелью, по торцам – цветастые ситцевые пологи, отгораживающие, по всей видимости, спальные места, в углу – круглая ребристая печь-голландка, от которой во все стороны ощутимо расходилось тепло.

Ник пододвинул тёмно-синий табурет, сел за сосновый стол, застелённый серой льняной скатертью.

Мария сбросила свой малахай и ушанку на пол. Тут и выяснилось, что она настоящая красавица: лет тридцать с небольшим, высокая, стройная, фигуристая, кровь с молоком, одним словом. На голове была уложена – в шикарную корону – толстая русая коса, одета женщина была в плотно облегающий узорчатый свитер и узкую чёрную юбку.

А глаза – васильковые, лучистые: таких красивых и огромных глаз Нику никогда встречать не доводилось.

– Сейчас перекусим, – смущённо засуетилась хозяйка, почувствовав на себе заинтересованный мужской взгляд. – Я быстро вам соберу.

– Не надо ничего, я сыт, – попытался успокоить Марию Ник. – Честное слово, не голоден. Может, лучше я прикорну где-нибудь в уголке, посплю немного?

– А поспать вам и не получится, – огорчилась хозяйка. – Как засереется, так сразу и поплывём. На шведском берегу вас уже ждать будут. Поэтому надо плотно покушать. Дорога дальняя, на улице холодно. Я сейчас, я быстро! И самовар поставлю обязательно…

Женщина выставила на стол деревянную миску с варёной картошкой, рядом пристроила тарелки с толстыми ломтями варёного и копчёного мяса, принесла гладко струганную дощечку с ржаными плетёнками и плоскими овсяными лепёшками. В завершение достала из подпола глиняный кувшин с молоком, глубокое блюдце с большим куском жёлтого масла, банки с малиновым и черносмородиновым вареньем.

Едва Ник приступил к еде, как хлопнула входная дверь, заскрипела вторая, отделявшая горницу от сеней, и в помещение вошёл низенький упитанный мужичок пятидесяти с лишним лет. У вошедшего было гладковыбритое круглое лицо, украшенное широкой добродушной улыбкой, обширной лысиной и маленькими поросячьими глазками-щелками.

Такой вот Дэнни де Вито, только финского розлива.

– Здраста! – протянул мужичок Нику коротенькую руку с мозолистой ладонью и представился: – Моя звать – Юха!

Юха обошёл стол и уселся напротив Ника, по-хозяйски огладив по дороге мягкое место красавицы-Марии, которая была выше его на добрые полторы головы.