Ник только досадливо отмахнулся, мол, отвяжись, не до ерунды…
Сделав два круга над озером, биплан резко пошёл на снижение и мягко приводнился (вернее, прикомарился), безжалостно разметав в стороны буро-чёрный ковёр ни в чём неповинных насекомых.
Ещё две минуты после того, как замерли лопасти пропеллеров, самолёт по инерции скользил по комариному слою и остановился метрах в пятнадцати от берега, лихо повернувшись в последний момент боком.
На жирующую рыбу появление биплана, казалось, никакого впечатления не произвело: громкое чавканье не прекращалось ни на секунду.
Распахнулась оранжевая дверца с двумя горизонтальными синими линиями, в дверном проёме возник улыбающийся майор Музыка.
– Здравия желаю, товарищ капитан! Прибыл по личному приказу комиссара второго ранга Бессонова! Должен передать вам лично в руки секретный пакет! – браво отрапортовал Музыка, не утерпел и поинтересовался, глядя на живой мохнатый ковёр, окружавший самолёт со всех сторон. – А что это такое, Никита Андреевич? Никогда не сталкивался с подобными катаклизмами…
– Ерунда, просто комарики, – благодушно ответил Ник и тут же резко сменил тон: – Не отвлекайтесь, майор! Давайте сюда пакет!
Выполнить этот приказ оказалось непросто: от самолёта до берега было достаточно далеко, а пакет (вернее – конверт), оказался очень лёгким. Пришлось майору одолжиться у лётчика увесистой гайкой и куском тонкой проволоки. Проколов концом проволоки конверт насквозь, Музыка прикрепил к нему гайку и ловко перебросил послание Бессонова на берег.
Ник подобрал конверт, выбросил уже ненужную гайку в сторону. Ознакомившись с содержанием письма, он скупым жестом подозвал к себе Банкина и сообщил:
– Плохие новости, друг Гешка. Лёха Сизый, мать его, пропал. Посетил господина Аматова в городке Клагенфурте и – пропал…. Нет, от Аматова он вышел живым и здоровым, поинтересовался расписанием пассажирских судов, выходящих из французских и испанских портов, заказал местное такси и съехал вместе с вещами из гостиницы. Последний раз наши люди видели его на железнодорожном вокзале. Дальше след теряется…. В соответствии с приказом Бессонова, я прямо сейчас на этом биплане вылетаю на запад, на какой-то жутко засекреченный аэродром, километров девяносто в сторону от Кандалакши, а уже оттуда – в сторону Швеции. Подробностей не знаю, сообщат на аэродроме. Тебе приказано срочно возвращаться в Ленинград, там всё объяснят – касательно дальнейших шагов….
Прощание получилось скомканным и каким-то неуклюжим. Мэри неловко чмокнула Ника в небритую щёку, молча, провела ладошкой по его волосам, Банкин ограничился крепким рукопожатием, а Вогул подарил свою курительную трубку и смущённо попросил:
– Ты это, начальник-Никита, приезжай к нам ещё. На охоту сходим с тобой, на рыбалку…
На секретном военном аэродроме Ника встретили громоздкий АНТ-4 и злой до невозможности Маврикий Слепцов – собственной персоной.
Увидав Ника, который вылез из биплана на деревянный настил пирса, нависавшего над водами местного озера, Слепцов тут же разразился потоком отборных ругательств:
– Так и растак всех на этом Свете! Всех без исключения и по-разному! Раз по пятьсот, да с минимальными перерывами! За что мне всё это? А? Сижу себе в Сухуми, отдыхаю культурно, в море купаюсь, девчонок развлекаю, никого не трогаю, так нет, надо куда-то лететь срочно. Изволь всё бросить – и на крыло! Так его растак! Что такое? – скромно интересуюсь. Говорят, что надо одного очень важного и заслуженного человека над Финляндией протащить и рядом со шведской границей выбросить – на парашюте. Важного человека? Заслуженного? Да – без всяких проблем! Прилетаю, а здесь ты, Никитон. Так тебя растак! С каких пор это ты важным заделался? Почему это я должен море и девчонок бросать ради твоей мерзкой персоны? Нет, ты изволь объяснить, мать твою!
Минут через десять заслуженный полярный лётчик, забиравший в своё время с неверной льдины легендарных челюскинцев, наконец-то выдохся и замолчал.
– Ну, всё сказал, козлобобер недоделанный? – обратился к нему Ник. – Тогда, Мавр, старый ты перец, иди сюда – обнимемся, что ли.… Да, а выпить-то, друг мой, не найдётся ли случаем? Как сейчас помню, у тебя же коньяк всегда был припрятан – где-то там, в хвосте самолёта…
Обнялись, коньячку выпили, обменялись последними новостями и неприличными свежими анекдотами.
– Рад за Лёху Сизого и его симпатичную жёнушку! – сразу же заверил добрый Мавр. – Двойня – это просто отлично, мать его! Увидишь – приветы передавай от меня…
Не стал Ник ему говорить, что Лёха пропал без вести.