Отсчитав под общий хохот победителю пару мелких серебряных монет с изображением пегаса, Федор немного поговорил с ним о жизни, познакомился. В общем, с Летисом они сошлись на почве любви к оружию и спортивным тренировкам.
И Летис, и Урбал слыли людьми не бедными, но, выяснив, по чьей протекции Федор попал во флот, стали уважать его в два раза сильнее. Хотя Летис сначала сомневался, о каком именно Магоне идет речь, но Урбал доходчиво объяснил ему, что как раз о том самом сенаторе, одном из совета судий, или, как его называли в народе «совета ста четырех». Именно этому совету, а не сенату и не народному собранию, на деле принадлежала вся власть в обширной республике финикийцев.
Узнав об этом, Федор испытал странное чувство. До сих пор он считал, что Магон — богатый купец и сенатор, но понятия не имел, насколько высокого полета птицу ему удалось спасти от стрел грозных скифов. За такой поступок его могли бы сразу сделать генералом или хотя бы начальником морских пехотинцев.
Но, поразмыслив о своей судьбе в свете новых знаний, Федор решил, что все случилось правильно. Магон не назначил его генералом, хотя являлся одним из тех, кто выбирал главнокомандующего армией Карфагена. Сенатор Магон не первый год находился у высшей власти, безусловно зная все ее нюансы, и неплохо разбирался в людях. Иначе и быть не могло. Он наверняка рассуждал так: Федор, конечно, молодец, но еще слишком молод и не знает местной жизни. Ведь беглый римский морпех пробыл в Карфагене немногим более месяца. Ему еще только предстояло показать себя, а для этого совсем неплохо изучить жизнь республики с самых низов. Например, начиная с места рядового солдата.
Впрочем, Федору Чайке было грех жаловаться. Его ведь не предали, не обманули и не продали рабство, когда он под видом римского гражданина прибыл во враждебный Риму Карфаген, где его считали утонувшим. Но сенатор добро помнил. А службу в армии Федор выбрал сам, после долгих раздумий. Его никто не принуждал. Да и служить пошел туда уже не безродным иностранцем, а полноправным гражданином Карфагена. И не бедным, надо заметить, гражданином.
За свое спасение Магон подарил ему обставленный мебелью дом в огромном предместье столицы под названием Мегара. Дом, по меркам местных богачей, был небольшим — всего лишь трехэтажным, окруженным садом строением. Вокруг жили купцы среднего достатка и знатные воины. К дому также прилагались три смуглолицых охранника, исполнявших роль слуг, одна кухарка и нумидийская рабыня для развлечений.
Кроме своего дома в Карфагене Федору отошло небольшое деревенское имение, где, кроме многочисленных огородов, росли пятнадцать плодоносящих оливковых деревьев. Обрабатывали все это сельское хозяйство десять рабов под надзором управляющего, подобранного ему Акиром, приказчиком и правой рукой Магона.
Так что, рядовой морпех карфагенского флота Федор Чайка, конечно, еще не стал генералом, но уже являлся законным владельцем дома, имения и массы людей. Проще говоря, рабовладельцем. И это, не считая кошелька с золотом на прощанье. Как относиться ко всему свалившемуся на него, словно с неба, богатству, Федор еще так до конца и не осознал. А насчет карьеры тоже сильно не беспокоился — даже после всех этих подарков путь в дом сенатора ему не был заказан.
Скоро ветер на море начал стихать.
— Смотрите, — заметил вдруг Урбал, отрывая стоявшего рядом Федора от приятных воспоминаний, — римляне поворачивают к берегу. Неужели что-то заметили?
Федор повернул голову сначала в сторону приближавшейся римской эскадры, а затем, прищурившись, посмотрел на берег, мимолетом пожалев, что когда-то продал свой, случайно захваченный из «старого мира» бинокль Магону. Правда, за десять золотых «слонов». Но и без бинокля он увидел, что на одном из горных перевалов, находящихся у самого берега, блестят доспехи, и солнце играет на копьях солдат армии Ганнибала, золотой змейкой перетекавших из одной долины в другую. Похоже, римлян тоже заинтересовали эти блики, и они решились приблизиться к берегу, рискуя нарушить шаткое перемирие.
Морпехи, заметив перестроения врага, загомонили. Но тотчас над палубой разнесся звук горна, означавший боевую готовность.
— Пехотинцы! — крикнул Софоникс. — Римляне приближаются. Разобрать оружие и щиты! Построиться по спейрам вдоль бортов!
Огромный военный корабль ожил и стал готовиться к битве. По палубе зашуршали кожаные подошвы башмаков. Прислуга баллист зарядила орудия каменными ядрами. Расстояние между кораблями финикийцев и римской эскадрой постепенно сокращалось.
Глава вторая
У берегов Испании
Судя по маневрам, римляне вознамерились подойти к самому берегу, во что бы то ни стало. А может быть, и высадить десант, чтобы попытаться остановить продвижение армии финикийцев. Они отлично понимали, что в этом случае боя не избежать, но больше и не стремились к этому. Римляне на ходу перестроились в две линии, первая из которых состояла из десяти квинкерем. А вторая, насколько мог рассмотреть Федор со своего места в ряду морпехов у борта, примерно из двадцати. И это, не считая еще дюжины триер, маячивших отдельной группой на левом фланге.
Римляне почти вдвое превосходили противника. Тем не менее, флотоводец Адонисл, командовавший морским охранением карфагенян, решил дать бой. Десять его квинкерем, развернувшись в линию, устремились навстречу римлянам. Остальные пять массивных кораблей и восемь быстроходных триер сформировали вторую линию, которой отводилась роль резерва. Флагманский корабль «Удар молнии» с Адонислом на борту тоже находился среди них. Но Федор был уверен, что резерв долго не останется без дела — слишком не равны силы. Связные биремы, лишившись одной, немедленно отправленной Адонислом с сообщением к берегу, тоже шли рядом.
Тем временем ветер почти стих, а корабли первых линий начали сближение. И тотчас с ними, прямо на глазах Федора, начали происходить метаморфозы. Исчезли сначала паруса, а затем и обе мачты, снятые проворными матросами и аккуратно уложенные на палубе. После этого все квинкеремы карфагенян разом уменьшились в размерах почти вдвое, и Чайка увидел, как вдоль бортов забегали моряки, накидывая на ограждения шкуры, словно развешивая белье. По палубе, между метательных орудий, они тоже разбросали немало таких шкур, обильно полив все это забортной водой.
— А это еще зачем? — удивился Федор и подтолкнул стоявшего рядом Урбала.