Вот в том, что не на армейский склад, я был уверен.

Через пятнадцать минут рядом с моей палаткой собрались все здоровые бойцы. Подмигнули мне близняшки-веша, с неприязнью уставился американец Билл, и наверняка про себя помянул недобрым словом русских и Путина.

— Ну что, бойцы? — сказал я. — Кто хочет убраться с Бриа прямо сейчас?

Ответом мне стали десятки недоуменных взглядов.

Если бы эти люди — в широком смысле слова — не прошли со мной через настоящий ад, то наверняка решили бы, что я шучу.

— Я не против, — буркнул здоровенный вилидаро. — Надоели мне эти джунгли до жопы.

Кто-то еще буркнул одобрительно, другие закивали.

— А если для этого придется дезертировать? — уточнил я. — Покинуть армию Гегемонии?

— Вообще это, и что какое? Как оно в смысле, что за ерунда? — забормотал Билл. — Разрешите обратиться, в смысле.

Хорошо, что хоть к концу бессмысленной фразы он вспомнил о субординации.

Простым бойцам я не собирался рассказывать всего, но держать их в неведении тоже не мог.

— Мне нужна ваша помощь, — сказал я. — Мою дочь похитили и держат в заложниках. Похоже, что в Столице. А там сейчас безвластие, поскольку Гегемон отправился в мир иной. Наследники вот-вот вцепятся друг другу в глотку.

Новость вызвала сдержанный ропот, но особой печали на лицах я не обнаружил. Слишком высоко правитель огромной звездной империи, слишком далеко от подданных, и всем на него наплевать, как и наплевать на то, кто именно займет трон следующим — для простых шавванов и кайтеритов это ничего не изменит.

Неожиданно, но первым меня поддержал Билл, с которым я всегда был на ножах.

— Так это, чего, я готов! — воскликнул он. — Десятники ведь с тобой, центурион?

— Да, — я кивнул. — Все четверо идут со мной.

— Своим надо помогать, это реальная тема, — влез Ррагат. — А детей красть — западло! Найдем этих крысюков и уроем!

— А если кто не хочет становиться дезертиром? — я не сразу понял, кому принадлежит тонкий, срывающийся голос: Пира, изящная красотка-жевельде, на щеках горит румянец, перья на голове подрагивают, словно их ерошит невидимый ветер.

— Того мы разоружим, свяжем и оставим, чтобы он мог честно сказать, что сопротивлялся, — я пожал плечами. — Только вот поверит ли его оправданиям Служба надзора? И лично трибун Геррат?

При упоминании контрразведчика многие лица исказились от злости.