– Сейчас не могу, прости. – Объяснять, что по собственной глупости оказался на карантине, не хотелось. – Это может подождать?

– Подождать может то, что ты гордо называешь «моя работа», – в голосе Вадима Станиславовича раздражение смог бы уловить только кто-то, знавший его очень хорошо. Для Никиты же эти малейшие перемены в тоне показались рычанием.

– Я правда не могу, пап, – тяжело вздохнул Никита, поднимаясь и подходя к балкону. Разговор предстоял не из приятных, не для лишних ушей.

Как только Никита вышел, Юля удивлённо посмотрела на закрывшуюся дверь. Такой холодный, отстранённый разговор не мог принадлежать двум самым близким людям. Как можно так разговаривать с отцом? Может, они поругались из-за того, как Никита себя ведёт? Юля вытянула шею, выглядывая в окно, и увидела, как Никита расхаживает туда-сюда, засунув одну руку в карман брюк. Лишь то, как он изредка поджимает губы, выдавало в нём хоть какие-то эмоции. В остальном всё выглядело, как обычный деловой разговор. Впрочем, скорее всего так оно и было.

– Понятно, – только и сказал Вадим Станиславович, когда Никита коротко обрисовал ситуацию, в которой оказался. – Тогда документы доставят курьером. Просмотри и подпиши.

– Что в них?

– Передача тебе контрольного пакета акций. Пора брать управление в свои руки.

– Ты знаешь мой ответ. – Никита тяжело облокотился о перила и посмотрел вниз. Во дворе было пусто, рядом с лавочкой бродили голуби.

– Я уважаю твоё решение играть в самостоятельность, – едва заметно усмехнулся Вадим Станиславович, – но из игрушек вырастают. Считаю, что ты уже вырос.

– И что будет, если я откажусь? Лишишь денег?

– К чему такие мелодрамы? Я всю жизнь работал, чтобы ты ни в чём не знал отказа. И теперь жду, что ты оценишь мой труд.

– Я ценю, пап, – тихо ответил Никита. Спорить с отцом по телефону всегда было гораздо сложнее, чем лично. – Меня несколько дней назад повысили. Ты обещал не вмешиваться…

– Обещал, – перебил Ливарский-старший. – И не вмешивался. Но сейчас, – он сделал паузу, – обстоятельства изменились.

– Что случилось? – Никита резко выпрямился, его бросило в жар, ладони моментально вспотели.

– Не по телефону. – Можно было легко представить, как Вадим Станиславович поморщился.

– Значит, как вернёшься, тогда и поговорим, – отрезал Никита, давая понять, что возвращаться к этой теме сейчас не намерен. – Как мама?

– Сам позвони, узнай. Когда с ней в последний раз разговаривал?

– А ты?

– Когда вернусь – увидимся. Надеюсь, к тому времени ты выйдешь из своего карантина.

Вадим Станиславович давно повесил трубку, но Никита продолжал прижимать телефон к уху, даже не осознавая этого. Свобода, которую он по наивности считал собственным достижением, заканчивалась слишком быстро. Всю жизнь он следовал пути, который обозначил для него папа, мечтал что-то доказать, убедить, добиться… И на короткий миг ему даже показалось, что всё получилось – что папа понял, принял, поддерживает и гордится. Самым обидным было то, что, сколько бы Никита ни трепыхался, возразить и отказаться не мог. Просто не имел на это права после всего, что делал для него папа всю жизнь. В лучшем случае удастся выторговать ещё год-другой, но потом всё равно придётся стать сыном того самого Ливарского и всю жизнь доказывать окружающим, что он чего-то стоит. Тяжело вздохнув, Никита положил телефон в карман и медленно вернулся в комнату.