А вообще Бьянка и здесь не скучала — иногда устраивала небольшие балы, или — по здешнему — ассамблеи, куда приглашала наиболее интересных — или важных для упрочения своего положения в обществе — людей, столпов местного истеблишмента. Известие о том, что ее американская подружка Камилла со своим любовником подалась вовсе не в Ревель, а в Ирландию, баронесса восприняла с изрядной толикой юмора, заметив, что индийские сокровища капитана Эвери никак не дают покоя рыжей племяннице старого пирата!
— Бог ей судья, пусть ищет. Быть может — найдет.
— Приключений на свою задницу найдет — точно! — ухмыльнулся Громов. — И парня этого захомутала, Генриха… наверное, не зря. Впрочем, нам что? Жаль вот, уехала, прикольная была девчонка.
— Какая-какая?
— Веселая, говорю.
— Это да. Без нее иногда так скучно! Как и без Лины… Помнишь?
— Еще бы!
— Я вот вспоминаю ее иногда. Ее и Быстрого Гонсалеса, Майка. Знаешь, милый, может, ты, конечно, меня не поймешь но… Иногда ну так хочется телевизор посмотреть, прямо хоть из дому беги! Так бы и включила «Америкэн Бэндстед»… Я даже песни некоторые помню — Би-боп-а-лу-ла, Джонни Би Гуд, Лет Зе Твист Эгейн… Да много!
Вот тут Андрей удивился. Уж кто бы говорил… Хорошо хоть стремления стать звездой рок-н-ролла он за своей будущей женушкой пока что не замечал. Впрочем — еще не вечер.
А Майка с Линой Громов вспоминал тоже, причем почему-то гораздо чаще, чем прежнюю свою — в двадцать первом веке — жизнь. Жалко было ребят — неужели и впрямь в огне ядерного взрыва сгорели?
Прежних своих американских знакомых — уже из этой бурной эпохи — всех тех, кто последовал за ним в Онфлер и сейчас был рядом — Спиридона, Тома, белобрысого юнгу Лесли Смита, капитан «Красного Барона» не забывал и старался помочь во всем, не отказывая ни в каких просьбах. Другое дело, что эти славные парни и не просили-то ничего, хотя и могли бы. А с другой стороны — тот же чернокожий грум Том жил нынче, как у Христа за пазухой, иначе и не сказать, исполняя весьма необременительные обязанности домашнего слуги. Что касается Спиридона, то он и тут в свободное время промышлял плотничеством, причем — при покровительстве господина Дюпре — весьма успешно и выгодно. Даже собирался ставить дом и, быть может, жениться, однако вот на ком — пока еще не выбрал, хотя красивых девчонок в Онфлере не то что было в избытке, но… имелись, имелись — иногда такие цыпы на рынок с корзинками шли: глянешь — последний ум потеряешь, потом не найдешь!
Спиридон-то, кстати, и свел своего именитого земляка с неким молодым человеком, среднего роста блондином с приятным бритым лицом, то ли датчанином, то ли норвежцем, по имени Нильс Лундгрем, весьма неплохо говорившим по-русски!
— Это потому, что я в Санкт-Питер-Бурхе и на Москве жил, — пояснил Нильс при встрече с Андреем. — И нынче — одному важному русскому господину служу. Мой господин в Париже живет, а ныне уж месяц как проездом в Кане, и про вас, уважаемый Андрей Андреевич, все уже знает, паче того, очень хочет с вами увидеться.
— Так пусть приезжает, — Громов махнул рукой. — И мне самому будет интересно с ним пообщаться. Земляк ведь!
Таинственный русский земляк, навестивший Андрея уже на следующий день, оказался человеком вполне светским, в дорогом синем кафтане и белых чулках, при шпаге и парике, он бегло говорил по-французски, а также знал и английский, правда, не так хорошо. Впрочем, беседа, естественно, проходила на русском:
— Ах, любезнейший мой Андрей Андреевич! — соловьем разливался гость. — Если б вы только знали, как сильно Отечество наше нуждается в таких вот людях, как вы! Опытный капитан, мореплаватель, еще и канонир, зело дело свое ведающий. Нам бы таких побольше — давно бы свею шею свернули! Но покуда своих маловато, приходится из иных земель приглашать… Вот и я к тому — присматривался во Франции, Голландии да в немецких землях к людишкам, кого и позвал — около сотни человек набралось, все люди надежные, справные, вот думаю теперь — как их в Россию-матушку переправить? В Саксонии, Польше и прочих землях — войска свейского короля Карла. А, Андрей Андреич? Может, присоветуешь что?
Светлые глаза гостя смотрели на Громова с холодной серьезностью, хоть тонкие губы и кривила самая любезная улыбка.
— Чую, куда вы, Данила Петрович, клоните, — усмехнувшись, Андрей искоса глянул на Бьянку.
Та все прекрасно поняла, удалилась, сославшись на неотложные дела, так, чтоб оставшиеся наедине мужчины могли без помех говорить о главном. Да, собственно — и начали уже.
Данила Петрович Райков, дворянин российский, был, как давно уже догадался Громов, представителем новой российской дипломатии, по наказу царя Петра, заменяющей прежнюю систему посольств, бывших в Европе лишь наездами и своим заскорузлым поведением вызывавших лишь плохо скрываемый смех.