Взяв для страховки помощника, со всеми предосторожностями подхожу к двери в злополучный седьмой отсек. Трогаю железо переборки. Холодное! Это радует — значит, пожара нет. Осторожно кручу маховик заслонки межотсечной вентиляции — шипения воздуха нет, давление в норме! Ну что ж, можно открывать дверь. Единственная опасность, которая может нам ещё угрожать, — вода в отсеке, поэтому дверь начинаем открывать медленно, буквально по миллиметру прокручивая запорное кольцо кремальеры. Течи нет, вода не сочится. Ещё немного — и круглая металлическая броняшка распахивается.
И что же? В отсеке по-домашнему спокойно и темно. Где-то в глубине раздаётся задорный храп вахтенного.
— Ах, мать твою! Да что же мне с этими оболтусами делать???
Безжалостно разбуженный вахтенный стоит передо мной щурясь от света. Этот негодяй с такой простой и благозвучной фамилией Исраилмагилов уже имел счастье быть упомянутым в нашем повествовании. Внешне он был точной копией очаровательнейшего Василия Алибабаевича из «Джентльменов удачи», и, как нетрудно догадаться, именно так все в экипаже его и называли. Он был не против такого обращения и так как ни разу в жизни не смотрел знаменитый фильм (!), то никак не мог понять, чем же имя Василий Алибабаевич лучше его собственного — Насралло Хабибуллаевич, но с готовностью на него отзывался, и в итоге половина экипажа была абсолютно уверена, что именно так его и зовут.
И вот, щурясь от вспыхнувшего света, честно глядя мне в глаза, этот самый Василий Алибабаевич, этот «редиска и нехороший человек» Богом и комсомольским билетом клянётся, что всё время был на посту, ни секунды не спал, читал свою любимую книжку — РБЖПЛ-82[15]. И так сильно ей увлёкся, что абсолютно ничего не слышал вокруг. В подтверждение он достаёт из-под подушки красный томик и начинает суетно его листать.
Можно порадоваться за матроса, который хранит под подушкой такую книгу, и эта наивная ложь меня совершенно обезоруживает. На то, чтобы всерьёз разозлиться, уже не остаётся сил. Да и сам этот Василий Алибабаевич — настолько безобидное существо, что рука не поднимается сколько-нибудь серьёзно его наказать. Но не отреагировать нельзя — такова уж нелёгкая судьба командира, и таких хитрецов надо бить их же оружием, чтобы потом «включать дурака» неповадно было.
— РБЖ на досуге почитать любишь, находчивый ты наш? — говорю я покровительственно, почти ласково. — Ну что ж, похвально, дело нужное, изучай дальше!
Василий Алибабаевич смотрит настороженно, внимает, не совсем пока ещё улавливая направление моей мысли.
— Учи лучше наизусть, авось пригодится. Вот придёт с проверкой какой-нибудь адмирал, а ты ему раз… и, как по писаному, всё и расскажешь. У адмирала глаз выпадет, глядишь, так и звание внеочередное тебе даст, паёк усиленный или отпуск на Родину. В отпуск хочешь? — матрос смотрит с опаской, слушает с подчёркнутым вниманием и на всякий случай утвердительно кивает.
— Я, Василий Алибабаевич, дурному не научу, ты же знаешь, — продолжаю по-отечески проникновенно. — Ты пойми, РБЖ — книга, кровью написанная, и знать её должен каждый уважающий себя подводник. Так ведь? — Василий Алибабаевич вновь старательно кивает, всем своим видом показывая, насколько сильно он разделяет мои взгляды. Но глаза его тревожно бегают.
— Поэтому учи! Учи, дорогой, и, пока не выучишь, на берег ни шагу! Будешь сидеть здесь, пока жопа у тебя не отвалится.
Тут интеллигентное лицо Василия Алибабаевича, не ожидавшего такого поворота, вытягивается, глаза округляются, и в них явственно читается испуг.
— Учить наизусть! Сдавать будешь лично мне. Завтра утром проверю. Вопросы есть? Приступать можешь немедленно. Успехов в учёбе!
Оставив Василия Алибабаевича, я вернулся в центральный пост. Немного успокоился, но причина взрыва так и не ясна. Голова идёт кругом. Что произошло? Надо бы разобраться, хорошенько подумать, но контуженая, усталая голова плохо соображает.
В очередной раз проверены отсеки, осмотрены трюмы, выгородки, аккумуляторные ямы. Всё на месте, цело и невредимо, везде чисто и сухо. Прямо полтергейст какой-то! Я чувствую, что начинаю потихоньку сходить с ума. Лодка чуть не развалилась на части, у меня в голове перебултыхались все мозги, но ни верхний вахтенный, ни Василий Алибабаевич в седьмом ничего не слышали! Погружённый в раздумья, разрываемый тысячами «почему?», пробираюсь к себе в каюту. Спать больше не хочется.
17
Воспоминания и размышления
Монотонно шелестит лопастями трудяга-вентилятор, обдувая усталую голову липким горячим воздухом. На протяжении последних полутора месяцев он ни на секунду не останавливался. Более того, в таком режиме он проработал все двести двадцать пять суток нашей боевой службы и только по её окончании, за неделю до отхода, я его выдернул из розетки, протёр от пыли и, каюсь, двинул хунтотам по бартеру за ящик ихней вонючей хунтотовки.
Я абсолютно уверен, что мой вентилятор, это чудо советской техники, и сегодня, много лет спустя, продолжает исправно служить своим новым хозяевам, день и ночь неутомимо перемешивая липкую духоту их бедной хижины где-то на окраине Сайгона. Возможно даже, что меня там всё ещё помнят, благодарят, искренне желают всех земных благ и каждый новый день начинают с молитвы о моём здоровье. Ещё бы — такой вечный двигатель им подогнал!
К сожалению, всего этого ну никак не могу пожелать им я! Даже наоборот. Как-то очень хочется иногда, чтобы тот мой вентилятор однажды взорвался у них, и не меньше, чем водородной бомбой. Чтобы он разнёс на куски тот вонючий сарай, где была произведена дьявольская смесь, и тех подлых хунтотов, которые, клянясь Богом, партийным билетом и седой бородой Хо Ши Мина, всучили её мне под видом высококачественной рисовой водки. В итоге получился форменный конфуз, граничащий с катастрофой.