— Это только что стало интересней, — бормочет Дженсен.
— Ты не можешь позволить себе еще один синяк под глазом, — говорит Вик, когда я следую за Оливером. Он ведет меня под огромное дерево на другую сторону двора. Я иду, пока не встаю прямо перед ним, где ствол дерева блокирует нас от моего брата и остальных людей.
— Что случилось, — говорю я, держа свой взгляд на траве между нашими ногами.
— Что случилось? — говорит он. — Что случилось? Это то, что ты собираешься сказать?
Я вздыхаю и смотрю на него. Я ненавижу, что его лицо заставляет мое сердце колотиться так. Я ненавижу, что его глаза и то, как он смотрит на меня, делают все остальное таким…малым.
— Как прошло твое собеседование? — спрашиваю я. Он закрывает глаза и проводит рукой по волосам.
— Мне нравятся твои волосы, — продолжаю я. — И твоя бритая борода.
Оливер снова открывает глаза и слегка улыбается, но я принимаю это.
— Спасибо, и собеседование прошло отлично. Собеседование… их было два… — Он смотрит в сторону, через плечо, когда говорит это, поэтому я жду. Когда он не дает дальнейших комментариев, я с тревогой улыбаюсь.
— Хорошо. Я знала, что так и будет.
Мы смотрим друг на друга в течение долгого, молчаливого момента, и мне так хочется, чтобы он прикоснулся своими мягкими губы к моим и поцеловал.
— Итак… Хантер… — говорит он, наконец.
Я немного посмеиваюсь.
— Мы не встречаемся или что-то еще, если это то, куда ты клонишь, — говорю я, вспоминая больницу.
— Я не… — Он перестает говорить, вздыхает и прижимается спиной к стволу дерева, наклоняя голову вверх, открывая свое горло. Я не хочу ничего больше, кроме как податься вперед и поцеловать его Адомово яблоко. — Это так тяжело для меня, Элли. Не думаю, что ты понимаешь, как тяжело.
— Что? — спрашиваю я, мое сердце поднимается к горлу, пока я жду когда он сбросит на меня бомбу.
Он снова смотрит на меня.
— Я действительно думал, что ударю его. Я имею ввиду Хантера.
Его ревность оказывает на меня такое влияние, что мое сердце вырывается из груди. Я ненавидела ревность Уайта, это раздражало меня, заставляло меня сердиться, но Оливер, говорящий об этом, заставляет мое тело петь.
— Почему? — спрашиваю я, подходя ближе.