Он наклоняется ко мне и говорит:

— Вы знаете, что этот паб назван в честь Уильяма Гершеля? Он был астрономом.

— Да, я слышал об этом.

— Знаете ли вы, что он обнаружил одну из планет?

— Нет, если честно, какую из них?

— Уран.

Неловкая пауза. Я стараюсь не хихикать. Я беру глоток пива. Подавляю другой смешок. И, наконец, он спасает меня.

— Я знаю. Довольно банально, правда?

С этими словами, мы разделяем хороший, сердечный смех.

Лед правил сломан, я осторожно спрашиваю человека о Слау, стараясь не задеть его чувства к родине.

— Так что, я понимаю, что вы знакомы с, эм, репутацией Слау.

— Это вполне заслуженно. Это богом забытое место. Полное дерьмо.

Так много чувств к родине. Он что-то слышал о том, что Слау пытались сделать счастливым, но глубоко скептичен на этот счет. Он выражает этот скептицизм не тонким английским языком тела, но большим количеством копрологических ссылок.

— Смотри, если у вас есть что-то фундаментально дерьмовое, вы не можете сделать с ним что-то глобальное, правда же? — Вот таким нехитрым набором слов человек развенчал весь эксперимент со счастьем и большую часть движения положительной психологии.

Я не знаю, как реагировать, так что я перехожу на более безопасную тему.

— Хороший паб, правда?

— О, он был таким раньше. Но теперь это лишь декорация. Теперь они подают тут обеды. — Он говорит это с таким моральным отвращением, как будто паб начал торговать героином.

Мы говорим и пьем. Я заказываю еще выпивки, Кейт Фокс предупреждала меня, что так и будет. Его зовут Джеффри, и эта информация столь же драгоценна, как и любые разведданные ЦРУ. В Великобритании выяснить чье-то имя — не проформа. Это достижение.

Мы много пьем и смеемся, и я не могу вспомнить, над чем именно. Я никогда раньше не видел, чтобы кто-то так смеялся. Его тело жесткое и прямое, как у солдата, и Джеффри наклоняет торс назад, так что оно оказывается под углом сорок пять градусов к его ногам. Это очень контролируемый смех и, в этом смысле, очень английский смех.

Даже в пьяной атмосфере паба англичане остаются экономичными в своих эмоциях. Личная информация выдается скупо и рассудительно, как шоколад премиум или прекрасное вино. Как скажет вам любой экономист, дефицит создает стоимость. Так что, когда британец открывается, выставляет свои раны, где болит, это более ценно, более значимо, чем когда американец делает это. Впервые с тех пор, как я приехал в Англию, я ценю добродетель скрытности.