Таши объясняет, что они предназначены для того, чтобы отогнать злых духов. Будучи и сам обладателем такого, я не могу придумать менее подходящей части дела для того, чтобы отогнать злых духов, чем половой член. Фаллосы мягки и ненадежны. Они уязвимы для травм и не всегда на высоте. На самом деле они привлекают зло, а не отталкивают его. Лучше бы бутанцы использовали деревянные биты, но уж точно не фаллосы.

Все эти фаллосы снова напоминают мне о Друкпа Кюнле, Божественном безумце. Оказывается, что поблизости есть храм, посвященный Кюнле. Он пользуется популярностью среди бесплодных пар. Мы едем в небольшую деревню. Оттуда Таши и я идем по грунтовой дороге, которая ведет нас через рисовые поля, аккуратно уложенные и невероятно желтые. Переходим старика, жующего бетель. Сок растения окрасил его губы в рубиново-красный. Листья торчат изо рта. Он выглядит так, будто проглотил петуха.

Таши говорит с ним, но я не могу себе представить как, учитывая взрыв цветов и текстур во рту. Человек дает нам указания о том, как пройти к храму, и мы идем дальше. Переходим знак, который приветствует нас: «Счастливого пути». Чувство мира посещает меня, и я думаю, что вот оно, счастье, когда я слышу окрик Таши:

— Стойте, сэр! Стойте!

Я хочу было сказать:

— Что такое, Таши? Разве ты не видишь, что я наслаждаюсь редким моментом блаженства? — когда стрела свистит в нескольких футах передо мной.

Бутанцы обожают стрельбу из лука. И также они любители выпить. Эти две страсти они часто объединяют, что вызывает беспокойство. Я вынужден извиниться перед Таши, и, как только лучник уходит, мы продолжаем наш путь. Вот и он — храм Божественного безумца. В нем нет ничего изысканного, поскольку Друкпа Кюнле таким и не был. Мы входим в храм, и Таши несколько раз отбивает поклон, касаясь лбом земли, потом вскакивает на ноги, а затем снова опускается вниз. Буддийская физкультура. На алтаре подношения — деньги, орехи и батончики «Kit Kat», которые завершают картину. Я встречаюсь с настоятелем, пухлым человеком с неприятной улыбкой.

— Да, это правда, — говорит он, когда я спрашиваю о том, действительно ли посещение храма лечит бесплодие. — Многие женщины приходят сюда за благословением. Женщины, которые не могли рожать детей, получают эту возможность.

Он говорит мне об одной американской женщине сорока пяти лет, которая смогла родить только после того, как получила благословление от Святого Дилдо. Это я его так называю. Четырнадцатидюймовый деревянный фаллос, вырезанный с потрясающей четкостью. Красочный конец свисает так, будто бы он прикреплен к реальному человеку, если бы у мужчин могли быть четырнадцатидюймовые деревянные пенисы.

Настоятель показывает мне фотографии улыбающихся пар (некоторые иностранные, некоторые бутанские). И письма: «Спасибо за благословение нас величайшей радостью нашей жизни… нашим сыном», — подписалась Барбара Банки-Альтеркрусе.

Я листаю стопку писем, когда появляются две бутанские женщины. Одну за другой, очень мягко, священник касается Святым Дилдо их голов. Они, кажется, довольны лечением и вскоре уходят. Таши спрашивает, может ли он на некоторое время быть свободен, чтобы попытать удачу с монахом. Я разрешаю. Таши прикладывает ко лбу кости, затем бросает их. Монах смотрит на кости пару секунд, после чего говорит Таши, что его желание исполнится. Я тоже бросаю кости, и мне, конечно же, говорят, что мое желание непременно осуществится. Выйдя из храма, я спрашиваю у Таши, возможно ли в Бутане получить негативное предсказание?

— О да, сэр, конечно.

Рядом старик сидит на земле, теребя в руке четки и толкая гигантское молитвенное колесо рядом с собой. Оно огромное, размером с холодильник, и ему стоит усилий его раскрутить.

— Я всегда делаю это, — говорит он.

— Ничего больше?

— Нет, ничего.

Я поражаюсь тому, чему люди посвящают свою жизнь, но кто я такой, чтобы рассуждать об этом?

Мы останавливаемся на ночь в соседнем городе Вангду. Гостевой дом на удивление хорош. У них даже есть настоящий кофе. Я сижу на террасе с видом на бурлящую реку. Это красивое место, и я инстинктивно тянусь к моей тетради и камере. Но я останавливаю себя. Слова Ринпоче отзываются эхом в моей голове. Реальный опыт.

Нужно испытать что-то настоящее. Он прав. Записывание жизни — плохая замена жизни. Так что в течение следующих двадцати минут я сижу на этой террасе, слушая рев реки, и ничего не делаю. Абсолютно ничего. Не беру ноутбук, фотоаппарат или магнитофон. Только я и жизнь. И злейший рой бутанских комаров-убийц.

Это достаточный опыт на данный момент.