— Как вы можете измерить счастье? Вы верите в то, что делает вас счастливым, и вы не можете измерить убеждения.

Разговор переходит в плоскость огромной экономической разницы между Соединенными Штатами и Бутаном. Средний американец зарабатывает почти в сто раз больше, чем средний бутанец.

— Помнишь тот дом, который мы видели в Лонг-Айленде? — говорит Марти своей жене. —  У той женщины был целый гардероб только для обуви. Здесь некоторые люди не имеют даже одной пары.

— Да, но они, кажется, счастливы, — говорит Терри. — Даже те женщины с детьми, привязанными к спине, ломающие скалы на обочине дороги, они кажутся счастливыми. Они улыбаются, когда мы едем мимо.

Я не могу не сказать Терри, что эти женщины не являются ни бутанцами, ни счастливым. Они — индийские рабочие, ввозимые для того, чтобы делать работу, которую бутанцы не хотят делать. Но ее точка зрения имеет право на существование. Люди в Бутане кажутся счастливыми.

— Поэтому, возможно, нам не нужно делать для счастья столько, сколько, как мы думаем, должно сделать нас счастливыми, — предполагаю я.

— Нет, эти люди просто не знают ничего лучшего, — говорит она. — Если бы вы взяли их в Америку, они увидели бы, что их жизнь ничтожна.

Я ей говорю, что из бутанцев, обучающихся за рубежом, 90 % возвращаются обратно, оставляя доходы и западный стиль жизни. Терри молчит, она явно смущена. Наконец она говорит:

— Ну, и почему же они так делают?

Мы вернулись в Тхимпху. Toyota тянет до гостевого дома. Я отдыхаю несколько минут, но я тороплюсь. У меня осталось только два дня в Бутане, и есть некоторые люди, которых мне нужно увидеть снова, и некоторые вопросы, на которые мне нужны ответы.

Карма Ура живет высоко в горах с видом на столицу. Когда я спросил указания по телефону, он сказал:

— Просто спросите кого-нибудь, где я живу. Они будут знать.

Он был прав, и несколько минут спустя «Toyota» скользит вдоль стены. Слуга ведет меня через гофрированные оловянные ворота в большой двор. Я направляюсь в комнату с окнами от пола до потолка. Помещение обычное и ничем, кроме ноутбука «Dell» в углу, в самом деле не отличается от комнаты в деревне, где я встретил мать Кармы.

Карма не надел ни брюки с жилетом, ни гхо сегодня и сидит на полу с шерстяным одеялом, накинутым на колени. Он выглядит бледным, и мне интересно, как он себя чувствует. Он предлагает мне грецкие орехи, которые он искусно раскалывает с помощью молотка.

Мы немного говорим, и я спрашиваю его об истории, которую рассказал мне Таши, о Леди озера. Неужели люди действительно верят в это?

— Да, они верят, — говорит Карма. — И это хорошо.

То, как он это видит, эти «божества предметов», как он называет их, сами по себе представляют собой высшую форму энвайронментализма. Люди в Соединенных Штатах не бросают мусор отчасти потому, что они боятся, что они будут оштрафованы. Люди в Бутане не бросают мусор, потому что они боятся божеств. Чем один способ мышления лучше другого?

Карма встает. Он проворно ловит муху в ладони и несет ее на улицу, где отпускает. Он все еще говорит. Должно быть, он отреагировал на мой скептицизм, потому что он рассказывает мне историю об операции по удалению опухоли в желудке.

— Операция прошла хорошо, они удалили опухоль, но в течение двух лет мой желудок не будет функционировать должным образом. Врачи связывают это с «послеоперационными осложнениями». Что это значит? Это означает, что они не знают, в чем проблема, не имеют ни малейшего понятия. Но они должны назвать это как-то, поэтому они дают этому имя.

Послеоперационные осложнения. Это так не похоже на людей, верящих, что есть боги, живущие в озерах.