После «Ариона»

Речь пойдет не о закрытии известного журнала.

Об этом, в принципе, и так все высказались. Добрая половина высказываний напоминала известный лубок «Как мыши кота хоронили». До откровенного злорадства, правда, никто не опускался. Прозвучало и много верного.

А я, как всегда, – о погоде. В январском «Знамени» Инна Булкина назвала меня «Человек с барометром».

Спасибо – принято.

Вот и сейчас – я не столько о закрытии журнала, сколько об атмосферных фронтах и климатических изменениях. О глобальном потеплении (или потуплении, если угодно). Каплют и оседают наши прекрасные ледяные дворцы и снежные замки, остаются одни лубяные избушки.

Но начну все-таки с «Ариона».

Нет, как журнал поэзии он не был единственным – разве что первые десять лет. Единственным он был как воплощение определенной концепции. И не только на фоне прочих поэтических повременных изданий, возникших в нулевые, но и среди литературных журналов вообще.

Каждый журнал обрастает своими авторами. Печатаемыми если не каждый год, то через. Были они, разумеется, и у «Ариона» – те, кто публиковались в нем с первых же номеров. Александр Кушнер, Олег Чухонцев, Владимир Строчков, Юрий Ряшенцев, Вера Павлова, Олеся Николаева. Чуть меньше, но тоже регулярно – Света Литвак и Лариса Миллер. В конце 90-х добавились Ирина Ермакова и Мария Галина.

Не так уж много, если посмотреть.

Особенно – для журнала, в котором печаталась только поэзия (и немного поэтическая критика и эссеистика). В неспециализированных толстых журналах «своих» поэтов уж точно не меньше. Не говоря о журналах поэтических: в «Воздухе» насчитал где-то двадцать пять, потом сбился.

Постоянные авторы создают лицо журнала. Служат для него «группой поддержки». Но есть в этом и опасность – инерции, превращения журнала в набор одних и тех же имен. Пусть и разбавляемых, для разнообразия, новыми («молодыми»). Но в целом – предсказуемость контента процентов на пятьдесят. Где-то – больше, где-то – меньше.

В «Арионе» этой предсказуемости не то чтобы не было вообще – но делалось все, чтобы свести ее к минимуму. Отсутствовала установка на известные имена. Мелькнули – еще в девяностые – по одному разу Ахмадулина, Межиров, Пригов. Из ныне здравствующих – Кибиров, Кенжеев, Кутик, Цветков. Из «имен» (условный круг лауреатов премии «Поэт») в «Арионе» стабильно печатались лишь Кушнер и Чухонцев; и Лиснянская (до последних своих дней).

Но и с «именами» в журнале обращались без особого пиетета. Кушнера, скажем, могли совершенно спокойно напечатать в рубрике «Голоса», а в более «престижном» «Читальном зале» – большую подборку малоизвестного (к сожалению) Михаила Калинина. Вообще в «Читальном зале» часто появлялись авторы, в «Арионе» до этого не публиковавшиеся – да и вообще нигде в толстых журналах. Даже Шаргунов напечатался – в первый и последний раз.

Не особенно обхаживались живые классики и полуклассики и в арионовской критике. Могли похвалить – а иной раз и пропесочить. Обнаружить что-то подобное восторженному: «И вот – живая речь мэтра…»[120] – в «Арионе» было немыслимо.