«Отучившись в МГИМО, – сообщается на обложке, – …он успел проработать архивариусом, преподавателем истории, продюсером на телевидении, главным редактором двух журналов о кино, а также вице-консулом во Франкфурте-на-Майне, пока все-таки не сделал выбор в пользу литературы и не написал свой первый роман».
Вообще, любопытно, что дебют сегодня связывается – по умолчанию – именно с романом. Трудно поверить, что еще в 90-е можно было звонко войти в литературу повестью или рассказами… Нет, роман, только роман.
Правда, «Бог с нами» – скорее повесть. И по объему текста, и по масштабу повествования – сжатому до одного маленького провинциального Краснопольска, и коротенького отрезка времени. А еще точнее – серия рассказов с несколькими сквозными персонажами. Обилие действующих лиц: ближе к концу даже начинаешь путаться в них.
По жанру – больше антиутопия; один из поколенчески «задержанных» жанров в современной прозе. Своего рода реакция поколений авторов, хорошо помнящих советское время, на частичное возрождение тоталитарных советских практик.
В романе, впрочем, тоталитарно не государство, а секты, в изобилии плодящиеся в эсхатологически нагретом воздухе Краснопольска. «Молох овец», «Get God», новые духоборы и еще пара безымянных. Одну из них и возглавляет тот самый 45-летний (к вопросу о «постарении» героя) Михаил Миряков. Впрочем, и здесь не обходится без политики: прежде чем стать «мессией», Миряков баллотировался в губернаторы.
Для Мирякова любой человек был просто набором рефлексов, страстей и редких мыслей – разной степени сложности.
Характеристика, вполне подходящая для диктатора.
Щипин своего героя любит и диктатором не делает. Да и не тянет на него этот округлый субъект с добродушной фамилией (и «эсхатологическим», «архангельским» именем). Василию Геронимусу он напомнил Чичикова («Знамя». 2018. № 4); мне – больше Остапа Бендера.
Сама апокалиптика дана в романе скорее как сюжетная мотивировка. В остальном конец света автору не нужен; он его не боится и иногда просто о нем забывает. В начале романа упоминаются какие-то «похожие на лепестки кусочки полупрозрачной пленки, отслаивавшиеся от старого неба». Потом о них – ни слова. От «наступившего конца света» остается только жара. Вполне к тому же терпимая. Леса не горят, гипертоники не стонут, сердечники не мрут. Вот только шоколадные конфеты плавятся. Вместо них в романе едят зефир.
Вялотекущая эсхатологическая тема дополнена любовной и уголовной. Они тоже немного дряблые, как подтаявшие конфеты. Митя Вишневский, инфантильный спичрайтер Мирякова, как бы влюбляется в капитана прокуратуры Ольгу Клименко; и та к нему неравнодушна, хотя Митя для нее вначале подозреваемый… Это, похоже, тоже новый тренд: роман героя с представителем карательных органов. У Прилепина в «Обители» герой-заключенный крутит любовь с лагерной начальницей, у Яхиной в «Зулейхе…» ссыльная героиня живет с конвоирующим ее чекистом. Теперь у Щипина: сектант и сотрудница прокуратуры… До сожительства, правда, не доходит. Платонические отношения, познавательные прогулки по городу.
Еще менее внятна детективная линия. Кто-то в Краснопольске убивает людей и отрезает то руку, то ногу, то еще что-то. Расследованием и занимается Ольга Клименко. Но раскрывает дело не она, а Миряков. Разумеется – еще одна секта. Сектанты добровольно жертвуют своей жизнью и разными органами, чтобы из них «сшили» нового бога (почему не могли позаботиться, чтобы не оставлять улик в виде обезображенных трупов, непонятно). Скроенный из этих биопожертвований кадавр содержится в холодильнике в местной школе. После разоблачения его сжигают на пустыре, как чучело Масленицы.
На этом сожжении, описанном несколько буднично, но не без эффекта, возможно, и стоило бы поставить точку. Но автор всё же решает устроить конец света. Дождь, потом снег; пустая земля в снегу, над которой на башне бывшего лифтового завода сидят Митя и Ольга – новые Адам и Ева.
И всё же. Несмотря на очевидные срывы и недодержки, «Бог с нами» – вещь незаурядная. И дело не только в блестящем стиле. Главное – не апокалиптика и не бредовые – и по-своему логичные – сектантские программы, о которых Щипин пишет вкусно, парадоксально и с удовольствием. Роман, думаю, о другом. О ледяном (несмотря на жару), каждодневном ужасе жизни в богооставленном мире. О поисках Бога – через неверие и все эти «еретические мысли для внутреннего употребления».
Тема напряженного богоискательства – тоже поколенческая, характерная для родившихся и выросших в стране «победившего атеизма».
Бога герои Щипина не находят. Хотя и чудеса творятся, и рекламные щиты мироточат, и Миряков, вроде, оказывается в конце мессией – против своей воли…
И последнее, немного в сторону.
Когда в 70-х возник Саша Соколов, это было как-то свежо, мило и понятно: после «больших» Александров (Пушкина, Блока, Солженицына) хотелось немного снизить монументальность. Да и в Штатах, где дебютировал Соколов, в ходу всё больше уменьшительные имена. С середины нулевых пошло: Саша Грищенко (который, правда, снова стал Александром), Саша Либуркин, Саша Филипенко… Теперь – Саша Щипин. Ономастическая революция в пределах отдельно взятого имени? Или тенденция, подогретая разговорами о «смерти Автора» и некоторой инфантилизацией литпроцесса? И в ближайшее время на нас хлынут писатели Вовы, Пети, Васи, Ани?.. Поживем – увидим.
Букеровская пауза
Всё, конечно, по этому поводу уже обсудили. Высказались, поспорили, полайкали. Забыли, перешли к другому. Самое время заходить мне с «барометром».