Примером того, как корректируются взгляды и подходы представителей бывшей советской историографической традиции, можно считать статью Ю. А. Щетинова «За кулисами Кронштадтского восстания»401. Я уже писал о статье этого автора 1970-х гг., в которой он на довольно зыбкой основе косвенных свидетельств постарался доказать наличие сговора матросов с эмигрантскими кругами. Теперь Ю. А. Щетинов показывает открытые в 1990-е гг. документы следствия о выступлении матросов. Руководитель этого следствия Я. С. Агранов в апреле 1921 г. утверждал, что кронштадтское движение возникло стихийным путем, а установить связи с эмигрантскими кругами следствию не удалось. А руководитель Петроградской ЧК Н.П. Комаров, начавший расследование по горячим следам, однозначно заявил в конце марта 1921 г.: «…чекисты не в состоянии прояснить закулисную историю Кронштадтских событий». Однако Ю. А. Щетинов делает заключение, что мятежники неизбежно должны были вступить в политический союз с эмигрантскими кругами. А для победы восстания матросам необходимо было действовать энергично, отдав руководство военным специалистам. Вместе с тем, по мнению Ю. А. Щетинова, матросы поступить так не могли по политическим соображениям. Таким образом, эволюция взглядов автора выглядит следующим образом: все-таки не было изначального сговора с эсерами, но он мог появиться в ходе событий. Не кажутся ли такие выводы автора немного излишне гипотетическими? И конечно, хочется отметить замену слова «мятеж» в названии статьи на более комплиментарный для матросов термин «восстание». Такое вот веяние времени.

События в Кронштадте в 1921 г. затрагивались и в научной, и публицистической литературе 1990-х гг., посвященной военному коммунизму и новой экономической политике. Как иллюстрацию новых историографических тенденций можно рассмотреть работу С. А. Павлюченкова «Крестьянский Брест, или предыстория большевистского НЭПа»402

Сергей Павлюченков, исследуя комплекс социально-экономических противоречий эпохи военного коммунизма, приведших к НЭПу, не мог не затронуть и проблемы Кронштадтских событий 1921 г. В духе новых тенденций в отечественной историографии 1990-х гг. автор книги уходит от традиционных советских оценок. Он верно отмечает, что развязка кризиса политики продразверстки совпадает с его кульминацией – Кронштадтскими событиями 1921 г. Приняв идею зарубежной историографии о связи событий 1917 г. и 1921 г., С.А. Павлюченков повторяет и ключевую мысль западных исследователей: «Нет особых оснований далеко разводить кронштадтского матроса 1921 года от кронштадтца 1917–1918 годов»403, критикуя тем самым базовое утверждение советской историографии о принципиальном изменении состава флота, исчезновении из него подлинно революционного элемента. По мнению С. А. Павлюченкова, с которым вполне можно согласиться, выступления не носило антисоветский характер. Также он верно отмечает разрушительное воздействие на дисциплину такого явления, как конфликт Зиновьева и троцкистов в руководстве флота404. Однако и этот автор все равно связывает в единое целое Кронштадт, крестьянские движения и петроградскую «волынку», не отмечая принципиальной разницы в социально-экономических интересах кронштадтцев, рабочих и крестьян. Такой подход сближает С.А. Павлюченкова с ведущими зарубежными исследователями – специалистами по Кронштадтским событиям 1921 г., чьи работы были рассмотрены в предыдущей главе.

Большим научным событием стал выход в 1990-е гг. сразу двух сборников документов о Кронштадтских событиях 1921 г. Возможность публикации таких больших массивов документов появилась после снятия в 1990-е гг. секретности со следственных материалов. Сборники существенно отличаются между собой по принципу подбора документов для публикации. На этом характерном примере мы можем рассмотреть именно историографическое значение таких публикаций для характеристики отечественной историографии прозападного толка в 1990‑е гг.

Не удивляет ли то, что сборники документов, относящихся к одному не самому масштабному историческому событию, выпущены сразу в двух редакциях? Когда я начал заниматься темой Кронштадта, для меня вначале это было большой загадкой. А если серьезно, это и есть признак яростной идеологической дискуссии в научном мире. Казалось бы, какая идеология в публикации документов? Архивы открыты, известны. Бери и публикуй. Я осознанно здесь опускаю вопрос подготовки документов – работы, требующей высочайшей квалификации. Это и их систематизация, и расшифровка плохо сохранившихся документов, и проверка их на подлинность, и много еще, что неспециалисту может быть не очевидно. Разве идеология начинается не с интерпретации документов? А какая интерпретация в простом сборнике? Но хронологически близкая публикация сразу двух сборников по одной теме и показала, насколько много идеологии даже тут.

Сборник о событиях в Кронштадте весной 1921 г., подготовленный международным фондом «Демократия»405, получил критику со стороны ряда специалистов за специфический подход к подбору материала406. В 1997 г. во введении к этому сборнику документов по Кронштадтскому восстанию 1921 г. под редакцией академика А. Н. Яковлева перед текстом указа президента РФ «О событиях в г. Кронштадте весной 1921 года», в котором реабилитируются участники выступления, следует обращение самого академика А. Н. Яковлева к читателю. От констатации того, что трудно дается переход от насильственной формы власти к свободе, автор приходит к выводу, что «мы, россияне, пленники, рабы и жертвы Судьбы, а не хозяева ее»407. Но он выражает надежду на то, что начавшаяся «в 1985 году Реформация России приведет страну от диктатуры к закону».

Уже из вводной статьи становится понятно, что главной целью данной публикации являлось доказательство народно-демократичного характера движения матросов в 1921 г. Коммунисты не смогли предотвратить восстание, даже используя методы террористического характера (разветвленная осведомительная служба). Также большевики не применили силу сразу (по признанию начальника особого отдела А. И. Грибова, только потому что было недостаточно наличных сил, а не из-за желания разобраться, как-то убедить людей не выступать). Тезис о террористическом характере режима, против которого и выступили восставшие, обосновывается тем, что властями проводились репрессии в отношении семей участников выступления и сразу же начались угрозы расправы над участниками движения. Только под угрозой расправы ВРК и обратился за помощью к «военспецам».

Интересен и такой факт: автор введения считает, что большевики не вели с восставшими переговоров на основе их экономических требований (которые были в духе решений, принятых на Х съезде партии), так как хотели подавить силой выступление тех, кто «осмелился открыто от имени народа выдвинуть назревшие требования»408

Таким образом, введение к сборнику продолжает и развивает либеральные подходы в исследовании события. Необходимость же публикации новых документов в 1997 г. очевидна. В условиях роста популярности КПРФ в середине 1990-х гг. либеральным историкам требовался новый фактический материал для раскрытия антидемократической и террористической деятельности большевиков во время Гражданской войны.

Публикация по разным причинам была неоднозначно воспринята научной общественностью. Так, например, И. И. Кудрявцев охарактеризовал сборник следующим образом: «…к сожалению, все недостатки, ошибки и недочеты невозможно отразить в журнальной рецензии, так как буквально по каждому опубликованному в сборнике документу имеются замечания. Подобные публикации с тенденциозно подобранными документами, ошибочными комментариями, крупными недостатками в передаче текста источников и археографическом оформлении, на наш взгляд, только засоряют информационную среду вместо того, чтобы очищать ее от недостатков предшествующих изданий»409. Более сдержанная рецензия была подготовлена К.В. Гусевым в журнале «Вопросы истории»410. Автор рецензии считает, что некоторые документы, опубликованные в сборнике, не имеют отношения к Кронштадтским событиям. Кроме того, К.В. Гусев выражает сожаление, что недостаточное освещение получила реакция на события в Кронштадте за рубежом, и в первую очередь в эмигрантской среде.

На мой взгляд, следующие факторы снижают ценность этого сборника: во-первых, документы относятся к узкому промежутку времени, не затрагивая период с 1917 по конец 1920 года, а ведь именно в этот период и вызревали причины будущего конфликта; во-вторых, авторов больше интересовала тема преступлений большевиков, и как следствие – подавляющее число документов относится к репрессиям и военным действиям, даны лишь главные, всем уже давно известные документы, выработанные восставшими. Только около 15 % документов, представленных в сборнике, – документы «с той» стороны, идеалистические заявления матросов, призванные оттенить еще больше негативную сторону деятельности коммунистов. Такая избирательность в подборе документов не дает возможности объективной оценки событий. Этот пример лишний раз демонстрирует доминирование идеологических и политических установок в такой, казалось бы, объективной форме, как публикация документов.

Другой сборник, опубликованный два года спустя, в 1999 г., – «Кронштадтская трагедия 1921 года: Документы в двух книгах»411 – дает нам пример иного рода, а именно научно обоснованной и добросовестной публикации документов. Он на сегодняшний день является наиболее полным собранием документов по Кронштадтским событиям 1921 г. В выпущенный издательством РОССПЭН двухтомник вошло 834 документа, кроме того, четыре документа опубликованы полностью в примечаниях. Представительность этого издания можно оценить, сравнив его с предыдущим сборником 1997 г., который включил только 278 документов412. В этом издании были использованы материалы, отложившиеся в следующих архивохранилищах: Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ), Российский государственный военный архив (РГВА), Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ), Архив президента РФ, Центральный архив ФСБ (ЦА ФСБ), Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ), Центральный государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГАИПД СПб.), Архив внешней политики Министерства иностранных дел России (АВП РФ). Несомненным достоинством сборника 1999 г. для отечественной историографии является обширное привлечение зарубежных источников.

Каким образом мы смогли бы охарактеризовать процессы в отечественной историографии середины 1980‑х – 1990-х гг.? Отечественная историография попыталась совместить лучшие черты советской и зарубежной историографии, однако не смогла синтезировать нового осмысления проблем Кронштадта 1921 г. До 2000‑х гг. использовались фактически подходы времен холодной войны, страдавшие однобоким взглядом на проблемы конфликта и находящиеся в устаревшей парадигме противостояния западного либерализма и принципов государственного строительства в СССР.

Отечественные историки в большинстве своем, плывя на волне пересмотра устоявшихся догм и огульного отрицания советского историографического наследия, лишь повторяли западные и эмигрантские идеи и оценки.

В период перестройки важной темой для исследователей стала проблема террора большевиков, причем авторы зачастую отходили от принципа историзма при оценке карательной деятельности советского правительства. Переосмысление многих исторических событий в 1980–1990-е гг. коснулось и событий в Кронштадте. Разлад в партии как основная причина дестабилизации ситуации на Балтфлоте почти полностью исчез со страниц литературы о Кронштадтских событиях 1921 г. к концу 1980-х гг. Это произошло по очевидной политически-конъюнктурной причине: отпала необходимость «бороться за единство партии». В 1990-е годы в отечественной исторической науке наблюдался бурный рост интереса к наследию малодоступной ранее эмигрантской историографии, а также проявилась тенденция к некритическому заимствованию методологических и идеологических установок новейшей зарубежной историографии «Кронштадтского восстания». Под этим влиянием в отечественной историографии изменилась оценка Кронштадтских событий. Авторы начали отказываться от традиционного для советской историографии термина «Кронштадтский мятеж» и широко использовать не менее политизированное слово «восстание». В новых отечественных публикациях матросы Кронштадта стали представать в образе бескорыстных борцов с тиранией большевиков. Вслед за западными исследователями отмечался принципиально мирный характер выступления.

Вместе с тем следует отметить достижение отечественной исторической науки – опубликование двух сборников документов, связанных с событиями весны 1921 г. Не лишенные определенных недостатков, эти сборники помогут исследователям в разработке проблем Кронштадтских событий и Российской революции в целом. Публикация двух этих настолько разных идеологически, если можно так сказать, сборников документов хорошо иллюстрирует как позитивные, так и негативные тенденции в развитии отечественной историографии переходного периода 1990-х гг. При этом в последнем случае обширного и обстоятельного издания 1999 г. мы можем видеть не только чисто научный прогресс в деле публикации документов, но и определенный источниковедческий пролог к появлению в 2000-е гг. работ на новой методологической основе, совмещающих лучшие достижения советской и зарубежной исследовательских традиций в разработке проблем Кронштадтских событий 1921 г. и обозначивших выход за рамки традиционной историографической парадигмы времен холодной войны.