К этому моменту я уже едва различаю на экране ключевую фразу ролика (Почему стирка – это только мамина работа?), потому что глаза мне застилают слезы.

Впрочем, как бы ни грели душу эти примеры, нам предстоит еще долгий путь.

В ежегодном послании Мелинды и Билла Гейтсов, где чета обрисовывает свои благотворительные приоритеты для подростковой аудитории, Мелинда посвящает свой раздел тяжелому бремени неоплачиваемой работы, которое лежит на женских плечах.

Она пишет, что по всему миру женщины тратят в среднем 4,5 часа в день на неоплачиваемую работу: готовят еду, убирают, заботятся о детях и пожилых людях. Мужчины тратят меньше половины этого количества. «Дело не только в справедливости, – отмечает Мелинда. – Тот факт, что бо́льшую часть неоплачиваемой работы выполняют женщины, вредит всем: мужчинам, женщинам, мальчикам и девочкам. Обоснование? Экономисты называют это “издержками упущенных возможностей”: другие дела, которыми могли бы заниматься женщины, если бы не тратили столько времени на бытовые задачи».

К сокращению разрыва в бесплатном труде, продолжает Мелинда, «мир продвигается, делая три вещи, которые экономисты называют Признание, Снижение и Перераспределение: признает, что неоплачиваемая работа все равно работа; снижает количество времени и энергии, которое она отнимает, и более равномерно перераспределяет ее между женщинами и мужчинами».

На более частном уровне Гейтс призывает менять свои представления о том, что такое «нормально»: «не считать смешным или странным, когда мужчина надевает фартук, забирает детей из школы или оставляет сыну милую записку в контейнере с ланчем». В интервью New York Times Мелинда привела пример, как она применяла Перераспределение у себя дома. Ее расстраивало, что нужно каждый день возить дочку Дженнифер в далеко расположенный детский сад. И тогда ее муж, на то время глава компании Microsoft, сказал, что два дня в неделю возить Дженнифер будет он. «Мамы стали приходить домой, – вспоминала Мелинда, – и говорить своим мужьям: “Если Билл Гейтс возит свою дочь, будь добр и ты отвезти нашу дочку или сына”». (Или, что более вероятно, «Оторви зад от дивана и садись за руль».) Если хотите, чтобы люди стали вести себя по-другому, продолжает Гейтс, нужно давать им образцы для подражания.

Или, как говорит мне писательница-феминистка Кейтлин Моран: «Культура – это истории, которые мы рассказываем себе о том, кем мы можем быть, возможные варианты нашего будущего. И если мы до сих пор не видим этого в культуре – в телепередачах, в кино, – откуда нам знать, как это делается? Отдельно взятая женщина может сказать: “Я придумала: давай мы с тобой будем равноправными в наших отношениях!” – и попытаться убедить партнера, что это толковая идея, но ее по-прежнему окружает культура, которая не поддерживает этого решения и не показывает, как его можно претворять в жизнь. Так что в этом смысле культура чрезвычайно важна».

Если бы женщины заправляли в Голливуде, добавляет Моран, «и могли показывать, как они живут, каковы их реалии и каким они хотели бы видеть свое будущее, мы бы с этой фигней разобрались в два счета. Будь у нас фильм или передача, где мегасексуальный актер, по которому все вздыхают, представлен потрясающим родителем, – это бы тоже довольно быстро изменило ситуацию».

Это одна из причин, по которой я уговаривала Тома поехать с Сильвией на экскурсию – а потом вызваться сопровождающим еще на одну. Каждый раз, когда он делает что-то, оказываясь единственным папой в окружении мам, он доказывает себе, своей дочке и другим детям, что ему это по силам. А еще это видят другие мамы, которые потом могут прийти домой и сподвигнуть мужей последовать его примеру. Таким образом Том вносит свой маленький вклад в то, чтобы процесс шел в нужном направлении.

Пока у нас нет хоть сколько-нибудь сносных государственных программ поддержки родителей и семьи, общественный сдвиг должен начинаться с наших домов и оттуда распространяться дальше. Как говорится, перемены не приходят из Вашингтона, они приходят в Вашингтон.

Чуть больше года спустя мы, конечно, по-прежнему ссоримся – но благодаря настойчивым усилиям и самоконтролю делаем это как взрослые люди. Ну, почти: я никак не могу расстаться со своим излюбленным сарказмом, который, с моей точки зрения, добавляет в отношения нотку колючего творчества. (Должна сознаться, что мне доставляет удовольствие перебирать в уме выдающихся снобов мировой истории, с которыми можно сравнивать Тома, если он ведет себя напыщенно.) Но, по большей части, мы так привыкли к относительно спокойному разрешению споров, что, если переходим на повышенные тона, это режет слух, подобно неожиданному шуму в библиотеке.

Том, который раньше просто безропотно позволял втягивать себя в это безумное предприятие, теперь и сам оценил пользу планирования, переговоров и прозрачности. «Лучше, когда проблема на виду и ее можно решить заблаговременно, – говорит он мне однажды перед нашей рутинной, но необходимой субботней планеркой, “сдобренной” хлебом с шоколадной крошкой из пекарни Balthazar Bakery, который я горячо рекомендую. – Это во многом схоже с профилактическим лечением: гораздо проще потратить пять минут на прививку от гриппа, чем неделю проваляться в постели, – продолжает Том, щедрой рукой отрезая себе ломоть. – Замалчивание разрушительно. Ссоры по пустякам имеют далеко идущие последствия; они просачиваются в другие сферы, отравляя их до тех пор, пока не начинает казаться, что тебя не устраивают отношения в целом, хотя реально дело в этих более поверхностных моментах».

Но, для того чтобы восстановить мир и гармонию, нужно было, чтобы мы оба были готовы говорить начистоту, затрагивать больные темы и удерживать занятые позиции. (Хотя исследования показывают, что для формирования привычки требуется в среднем шестьдесят шесть дней, нам понадобилось около четырнадцати месяцев, чтобы выровнять дисбаланс в нашей домашней жизни.) Совет да любовь не дело счастливого случая, но результат совместных усилий членов семьи, направленных на то, чтобы ладить между собой. Брак – это организация, в которой много повседневной текучки, – и, как любая организация, он успешен, когда процессы в нем хорошо отлажены.

Я по-прежнему семейный менеджер поневоле и, вероятно, буду им всегда. Мне по-прежнему приходится вежливо, но непреклонно настаивать, чтобы Том выполнял свою часть работы по дому. Но моральные усилия, которые я к этому прикладываю, ничто по сравнению с энергией, которая уходила у меня на рутинную работу. Договариваться долго, утомительно и подчас неприятно, но необходимо. Нам явно придется пребывать в переговорном процессе до глубокой старости – но это гораздо лучше, чем постоянно чувствовать себя подавленным или злым. Наша новая гармония с лихвой окупает все ходульные семейные планерки и составленные психологами диалоги.

Теперь я знаю следующее.