– О-о-о, какая красота, – сияя, говорит она.

– Ага? – подхватывает Райх. – Так и должно быть: открываем ящик и чувствуем себя счастливыми.

Когда Райх убегает на первый этаж за новой порцией контейнеров, Хезер шепчет мне на ухо:

– Я не хочу, чтобы она заглядывала в мой ящик с нижним бельем. Скажешь что-нибудь, ладно?

Но Райх уже в комнатах у мальчиков, где понятие «ящик с нижним бельем» просто отсутствует. Она показывает на футбольную форму, торчащую из ящиков, будто комнату обыскивало местное подразделение по борьбе с наркотиками.

– Спортивную одежду храним в одном месте, будь то корзина или отдельная полка, – наставляет Райх, – чтобы не рыскать в панике по всему дому в поисках беговых носков.

Она вытряхивает ящики старшего сына Хезер, ловко складывает его футболки втрое, рукавами внутрь, и располагает их вертикально, а не горизонтально. Так мы не только экономим пространство, объясняет она, но и оставляем все футболки в поле зрения, благодаря чему ими будут чаще пользоваться. «Это вряд ли», – шепчет мне на ухо Хезер. Однако позднее звонит, чтобы взять свои слова обратно: новая система, по сути, обеспечила ее сыну новый гардероб из вещей, которых он раньше не носил (исследования показывают, что мы носим всего 20 процентов того, что у нас в шкафу).

В комнате младшего сына внимание Райх привлекает мольберт.

– Он им пользуется?

Хезер отвечает «нет», и Райх засовывает его мешок.

– Мольберты занимают место, а дети с ничуть не меньшим удовольствием рисуют на столе, – комментирует она. – Если крупные, громоздкие предметы не используются, избавляйтесь от них.

Осматривая полку с кубками и медалями, Райх морщит лоб.

– Что-то из этого давали всем членам команды?

Хезер кивает. Барбара кричит сыну, который занимается обувью в шкафу у Хезер:

– Мэтью, что я говорю, когда трофей получают все?

– Выбрасываем, – доносится приглушенный ответ.

Бесцеремонно смахивая с полки полдюжины наград «за участие», Райх говорит нам, что родители должны прореживать игрушки дважды в год: перед новогодними праздниками и накануне дня рождения ребенка, когда ему дарят новые. Зачастую, объясняет она, к старым игрушкам прикипают душой именно родители, которым не хочется признавать, что дети их уже переросли. Я говорю, что не решаюсь расстаться со старыми играми и раскрасками Сильвии, и Райх качает головой.

– Я говорю клиентам: «Можно жить в доме, а можно в музее игрушек».

А от бесполезной мелочовки, которую раздают гостям на детских вечеринках, нужно избавляться в течение двадцати четырех часов («К этому времени детям она все равно надоедает»). Дальше Барбара распечатывает стопку прозрачных пластиковых контейнеров («Используем только прозрачные, чтобы не тратить время, вспоминая, что внутри») и принимается сортировать игрушечные машинки с такой скоростью, что мы не успеваем следить за ее руками.

Когда игрушек становится слишком много? Моя подруга Линдсей, мать троих мальчиков, может точно сказать, когда этот момент наступил для нее. «Сэмми, комнатный лягушонок моих сыновей, выпрыгнул из террариума, и никто не мог его найти, – рассказывает она. – Много месяцев спустя я нашла его погребенным на дне коробки для игрушек. Слава богу, дети тогда были в школе, потому что Сэмми выглядел как кожаный кошелек».