И он извиняется, но даже мне приходится умолкнуть и потерпеть со своими вопросами. Готовка – слишком важное дело, и отвлекаться нельзя.

И вот я молча смотрю, как его невестка и внучки режут овощи. Смотрю, как Отонде умелыми движениями снимает с рыбы кожу, вынимает из нее кости, разделывает рыбу на филе и готовит его к жарке. Смотрю, как он добавляет во все точно отмеченную порцию соли.

– Посолю, как для Амина, – говорит он, а я гадаю, смогу ли я проглотить хоть кусочек, потому что Амин любил все пересоленное.

Наконец я смотрю, как над кастрюлями Одера превращается в абсолютно другого человека. Его наполняет совершенно иная энергия, чем та, что я видел раньше. У меня такое чувство, будто я наблюдаю за ритуалом вуду: у Отонде меняется лицо, он иначе двигается, кажется более ловким, более прямым – выглядит моложе.

Но нет, это не вуду. Это просто человек, который находится на своем месте и делает то, что по-настоящему любит.

Курица запекается, рыбу вот-вот можно будет снять со сковороды. И мы возвращаемся к Иди Амину, свергнувшему своего политического патрона Милтона Оботе.

Отонде Одера:

Первые выстрелы мы услышали в президентском дворце после полудня. Никто не знал, что происходит. Хотя знаки, что может произойти нечто странное, появлялись уже несколько дней. С тех пор как Оботе уехал в Сингапур, радио почти не говорило о нем, зато постоянно сообщало об Иди Амине. Но чтобы путч? Даже мысли такой не было. В Африке за короткое время прошло больше двадцати военных переворотов, многие президенты, для которых я при разных обстоятельствах готовил, перестали быть президентами, но всегда казалось, что Оботе держит ситуацию под контролем.

И вдруг началась стрельба. Кто-то попытался сбежать из дворца, я тоже инстинктивно выбежал. Но шансы убежать с женой и маленьким ребенком были ничтожны.

До нас доходили слухи, что солдаты, захватившие город, убивают ланго и луо. Мы тряслись от страха, но бежать смысла не было. Поэтому мы заперлись во дворце и ждали. Чего? Смерти. Мы были уверены, что каква – ведь Амин был одним из каква, и его племя заполучило власть – начнут в нас стрелять.

К счастью, никто не отважился войти во дворец без ведома Амина. Солдаты просто окружили нас и ждали.

В итоге уже под вечер приехал сам генерал Иди Амин, на джипе, с пистолетами по бокам. Он вбежал во дворец. Созвал всех. Велел нам спуститься вниз, в холл.

Мы были уверены, что нас там расстреляют. Кто-то даже пытался спрятаться за чужими спинами.

Но Амин сказал:

– Не бойтесь, для вас ничего не изменится. Продолжайте работать, как работали.

И велел подать себе ужин.

Был ли у меня готов ужин? А как же. Предыдущий путч научил меня, что за перевороты отвечают генералы. Повар отвечает только за свои чистые руки и свежий фартук.

И конечно, за готовку. Ничто не освобождает тебя от работы, ведь, покончив с путчем, они явятся с пустыми животами, и если у тебя найдется для них что-нибудь вкусненькое, есть шанс, что тебя не убьют.

Представляешь, что было бы, если бы Амин целый день занимался государственным переворотом, вечером приехал во дворец, а ужин не готов? Он устроил бы нам ад. От голода. Люди от голода сходят с ума, я видел такое много раз.

В тот день я приготовил тиляпию и плов из козлятины – я помнил, что Амин его любит. Мы подали все на свежей скатерти на серебряном сервизе, доставшемся Оботе еще от англичан. Надо было дать Амину понять, что он победил и заслужил вкусный ужин. А сам посуди, какая награда может быть лучше, чем превосходная еда, поданная элегантным поваром в хороших ботинках и костюме?