– Абу Али, кто, черт возьми, кладет столько соли в тикку? – спрашивал он.
Или в омлет, или в суп из бамии, один из его самых любимых, – неважно, в какое блюдо. И вот он спрашивает про соль, но не успеваю я ответить, как он в гневе кричит:
– Ты мне деньги за это вернешь! Камель, проследи, чтобы он заплатил пятьдесят динаров.
Чаще всего он был неправ, просто цеплялся к нам, если у него случался плохой день. Но платить мне все же приходилось. Мы даже шутили с Маркусом на эту тему. Когда в кухне раздавался звонок, что кто-то из нас должен явиться к президенту, Маркус, прежде чем поднять трубку, кричал: “Пятьдесят дин-а-аров!”
Но через несколько дней настроение у Саддама улучшалось, он вспоминал, что урезал мне зарплату, и говорил Камелю Ханне:
– Сегодня наш Абу Али приготовил превосходный суп из чечевицы. Посолил ровно столько, сколько нужно. Отдай ему то, что недавно забрал, и добавь еще пятьдесят.
Супы могли вообще ничем не отличаться, но такой уж был Саддам. Никогда нельзя было угадать, чего от него ждать. То отнимет, то отдаст. Под конец месяца я всегда оставался в плюсе, получив больше денег.
Два раза в год нам выдавали комплект новой одежды, сшитой специально для нас в Италии: поварскую униформу – фартуки, колпаки, – а также по два костюма-тройки. Иногда Саддам брал нас с собой за границу, и мы должны были хорошо выглядеть. Раз в год во дворец приезжал портной из Италии и снимал мерку со всех, кто работал с Саддамом. Потом нам шили одежду в его ателье и присылали в Ирак самолетом.
А раз в год – сейчас ты мне обзавидуешься! – Саддам покупал каждому из нас новый автомобиль. Все время разный: у меня был и “мицубиси”, и “вольво”, и “шевроле се-лебрити”. В этот день администрация забирала у нас ключи от старых машин и выдавала ключи от новых. Никто ничего не спрашивал: ты просто приходил на работу, а когда уходил, в гараже уже стояла новенькая тачка.
Чтобы лучше понять времена Саддама, я встречаюсь с Хассаном Ясином, проживающим в Стамбуле врачом родом из Ирака. Мы садимся за столик в одном из кафе на знаменитой улице Независимости, а Ясин показывает мне фотографию, на которой он семилетним пареньком вручает Саддаму цветы.
– Он прибыл с визитом в нашу школу, – вспоминает Ясин. – Мама работала заместителем директора. Это было важное событие, я целую неделю не спал. Тогда я еще не так много о нем знал: он был для меня дяденькой из телевизора и с бумажных купюр.
Через несколько лет мама Ясина навлекла на себя гнев людей Саддама тем, что в частной беседе критиковала войну с Кувейтом. Дальний родственник, офицер спецслужб, предупредил ее о возможном аресте, и тогда она взяла двух своих сыновей, самые необходимые вещи и, не медля ни минуты, уехала в Турцию. Они бежали втайне от ее мужа, члена партии “Баас” и ярого поклонника Саддама.
– Отца я больше не видел, – говорит Ясин. – Его подозревали в том, что он знал о нашем бегстве. Говорят, он начал пить. Через несколько месяцев он погиб, по официальной версии, в автомобильной аварии, но, думаю, его убили иракские спецслужбы.
– А как вы считаете, почему Саддам поднялся так высоко?
У Ясина есть готовое объяснение:
– Он был безжалостный. Он равнялся на Сталина и любил перечитывать его биографию. Думал как шахматист – на несколько ходов вперед – и, придя в политику, не сделал ни шага назад.
Саддам прославился и своей жестокостью. Партия “Баас” поставила его во главе аппарата безопасности. Он отвечал за пытки политических противников и за чистки внутри самой партии. Биографы пишут, что он бил заключенных резиновым шлангом, наполненным камнями, или вставлял им в задний проход стеклянную бутылку и разбивал ее ударами ноги.
– Мой отец всегда отзывался о спецслужбах Саддама с большим уважением, – говорит Хассан Ясин.
Тайная полиция, созданная диктатором, называлась “Джихаз аль-Ханин”, “Орудие тоски”. Всех ее членов набирали из ат-Тикрити, клана Саддама.
– Так он обеспечивал себе их преданность, – объясняет мой собеседник. – Клан в Ираке – это святое. Саддам занимался пытками, но в то же время исподволь укреплял свое положение в партии. Этому он тоже научился у Сталина: тот сумел незаметно сосредоточить власть в своих руках.