— За что? – снова усмехнулась я, видя, как малышка начинает смешно морщиться.

— За все, — серьезно ответила Волжак. – За твою силу. За твое прощение. За то, что не перестаешь верить в меня. За нее, — она кивнула на ребенка, который, кажется, собирался вот-вот проснуться. — И за твою любовь.

— Я могу сказать тебе то же самое, — тепло улыбнулась я, глядя в любимые глаза. – Без твоей любви не было бы ничего. Спасибо, что ты есть. И, кстати, с днем рождения, — я чуть подняла малышку, намекая, что дарю Волжак ее.

— Это лучший подарок. И я сейчас опять расплачусь, — пробурчала она, шмыгая носом.

— Значит, будем реветь обе, — усмехнулась я, прижимая голову к ее груди.

— Ир, — Волжак чуть отодвинулась и наклонилась, остановившись напротив моих губ. – Я очень, безумно, невозможно тебя люблю.

— Я люблю тебя также, только сильнее, — прошептала я, прикасаясь к ее губам легким поцелуем, который постепенно стал настойчивее, но все еще оставался безумно нежным.

Через несколько минут Волжак оторвалась от меня и сказала:

— Мне кажется, наши бабушки, будущие крестные, брат и дедушка скоро выломают дверь.

— Я слышу их «деликатное» покашливание уже минут пять, — усмехнулась я. – Уверена, они сейчас начнут спорить про имя.

— Ну, Оксанка в тот раз честно выиграла право его выбрать, — пожала плечами Волжак, вставая и направляясь к двери, чтобы впустить всю коллекцию друзей и родственников.

— Да, но, к счастью, мы имеем право наложить вето на все дурацкие имена, — улыбнулась я и, дождавшись, пока Волжак подойдет к двери, проговорила, — Кать?

Она остановилась с ладонью на дверной ручке и с теплотой во взгляде посмотрела на меня.

— Я тебя люблю, — снова повторила я. Кажется, у меня мозги двинулись с этой беременностью. Я стала твердить это постоянно.

Волжак, не говоря ни слова, отпустила ручку и, в два шага оказавшись около нас с малышкой, наклонилась и впилась поцелуем в мои губы.

Оторвавшись вместе с моим стоном, она прошептала:

— Я люблю тебя сильнее.