Феликс остановился у окна в полосе лунного света, его лицо было задумчивым. Он не ответил.

– Прошу тебя… – взмолилась я.

– Кошмарную боль.

– Значит, есть чему болеть! Значит, любовь и раскаяние – они все еще…

– Лика, память – это такая вещь, которая способна хранить не только радужные моменты, не только любовь и раскаяние.

– А что же еще? – насторожилась я.

«Что там еще в твоей голове, Феликс?»

– Не уверен, что тебе стоит это знать.

Я вылезла из кровати и подошла к нему. Села рядом с ним на подоконник.

– Слушай, – пожала плечами я, – тот Феликс, которого я помню, был беспринципным, безжалостным, отмороженным подростком. Все это я знаю. Вряд ли ты смог бы рассказать мне что-то новое, так что…

– Плакат на твоей двери. На твоей двери когда-то висел плакат, так ведь? Ты знаешь, при каких обстоятельствах он был сожжен?

Я вздрогнула. Экс-Феликс сорвал его и сжег в ту ночь, когда притащился домой под кайфом со своими омерзительными дружками. За этот плакат с Оливером Сайксом я чуть не расцарапала ему лицо на следующий день. Неужели он действительно начинает кое-что припоминать?!

– Знаю. И ч-что?

Феликс заговорил, но ужасающий смысл его слов дошел до меня не сразу.

– В ту ночь, прежде чем сорвать его, он очень долго стоял перед твоей дверью, оставив развлекающихся приятелей в гостиной, и раздумывал над тем, сможет ли он выломать дверь в твою комнату, и если да, то как долго ты сможешь сопротивляться.

Я приросла спиной к оконной раме, по телу поползла дрожь.

– Теперь ты представляешь, каково жить с этим? Сейчас я смотрю на тебя, и в моем мозгу вспыхивают далеко не безобидные мысли – не мои мысли, но я вынужден жить с ними и терпеть их. Лика, я больше не хочу ничего вспоминать и… не могу оставаться здесь.

Я перевела на него изумленный взгляд.

– Не могу поверить. Феликс просто терпеть меня не мог, как и я его.

– Он был без ума от тебя.