Феликс стоял рядом, прислонившись плечом к стене, и смотрел на меня: один из тех его сумрачных взглядов, которые всегда приводили меня в волнение.

– Я увижу тебя еще когда-нибудь? – спросила я прямо.

– Чем больше я затягиваю с отъездом, тем сложнее мне ответить на этот вопрос.

– То есть? Не понимаю…

– Не важно, – спохватился он. – Что с твоей рукой?

– Ерунда, – соврала я, отставив чашку и опуская руку под стол.

Феликс сел рядом, взял мою руку и стал разглядывать рану.

– Точно не хочешь рассказать мне, что там произошло? – спросил он, ведя пальцем вдоль запекшейся корочки.

– Нет, – помотала головой я.

– Нужно обработать и зашить, – заявил он.

– Зашивать? Сейчас? Меньше всего я сейчас хочу в больницу, нет.

– Я могу, – сказал Феликс, осторожно укладывая мою руку на стол, как раненого зверька.

Я не могла поверить, что резанула себя так, что рана потребовала «кройки и шитья». Еще меньше мне верилось, что Феликс сможет сделать это сам. Я не ослышалась? Феликс принял мое молчание за сомнения.

– Если не зашить, будет плохо заживать. И будет шрам.

– Ладно, – сдалась я. – Но инструменты? И как в домашних условиях?

– В машине есть все, что надо, – сказал он и вышел.

Феликс надел перчатки, обработал рану какой-то жидкостью, слегка раздвигая края. Я зажмурилась. Черт, почему я не придумала какой-нибудь другой способ повышения уровня адреналина в крови?

Можно было прикусить себе язык или вломить себе пару затрещин, и тогда не пришлось бы сейчас…

– Будет всего несколько стежков, – сказал он, вправляя шелковую нить в тонкую изогнутую иглу. – Только вот…

– Что?