Действительно Ленинград — это город особый, сотворённый гением Петра и построенный великим народом. И жители в нём особые!

— Ленинградцы, дети мои! — поддерживая и благословляя их на подвиг в период блокады в годы Великой Отечественной войны, на весь мир прозвучали слова народного казахского поэта-акына Джамбула Джабаева.

В те времена тяжёлых испытаний город и ленинградцы выстояли, заплатив неизмеримую цену сотнями тысяч бесценных жизней за свою выстраданную победу.

Теперь же, умытый утренней прохладой наступающей осени, заполнив золотыми лучами солнца строгие проспекты и улицы, Ленинград открыто и радушно принимал десятки тысяч гостей и посетителей, прибывших по своим делам в этот Северный мегаполис.

Сидя в салоне, по их просьбе медленно ехавшего такси, Липовецкие молча созерцали город, любуясь этим чудным творением рук человеческих.

— Как-то нас встретят родители Бандуры? — нарушила молчание Светлана. — Не думаю, что мы будем любоваться картиной «не ждали».

— Что гадать, тем более, что мы уже на месте. Увидим! — сказал Антон и вышел из остановившейся «Волги».

Поднявшись на третий этаж старенького дома, как оказалось подлежащего сносу, Антон нажал кнопку звонка и шагнул в открывшуюся дверь. Его встречали всем наличным составом домочадцев Бандур, сгруппированных в узком коридоре. Представившись, Антон подал рекомендательное письмо родоначальнику семейства.

— Захар Петрович, — в свою очередь назвался Бандура-отец. — Это моя жена Клавдия Николаевна. Кивком седой, подстриженной «под ёжик», головы, он указал на упитанную, с любопытными узкими глазками, стареющую женщину.

— А я Наташа, — высунув из-за плеча матери чернявую головушку, бойко затараторила девица лет восемнадцати. Обстреливая Антона карими сканирующими глазами, она скороговоркой выдала:

— Проходите, пожалуйста! Но у нас хавос….

— Вот и познакомились, — подумал Антон. — Девица видно не промах. Такой палец в рот не клади! Будешь ты теперь у меня именоваться «Хавосом» навсегда.

— Проходите, проходите! Здесь ваша комната, — Клавдия Николаевна открыла дверь и втиснулась в комнатку, заняв её своим присутствием ровно на половину. — Кровать, стол, шкаф и раскладушка для ребёнка. Располагайтесь. Захар, помоги человеку поднять чемоданы. Ой, боженьки, у меня убегает кесто, — всплеснув руками, воскликнула она и очень шустро выкатилась в конец коридора на небольшую кухню.

В голове Липовецкого опять промелькнула шаловливая мысль:

— А ты, старушенция, будешь у меня «Кестом» или лучше «Колобком»? Разберёмся! — отмахнулся он и с помощью Захара начал заселять предложенное помещение.

Светлана с сыном поднялись наверх в квартиру. Перезнакомились. Клавдия Николаевна накрыла стол в большой комнате, в которой они все и обитали. Светлана добавила своих продуктов — в основном консервов и выставила бутылку шампанского, припасённых ещё на Севере. Захар скептически посмотрел на шампанское:

— Шипучка! — констатировал он. — Вот этот самогончик на калгане — совсем другое дело! За душу берёт, согревает нежно и уверенно! Он тут же поставил на стол емкость — добрую «литруху».

После застолья, окончательно расположившись в новом жилище, отдыхая, Антон и Светлана, обмениваясь впечатлениями, пришли к общему мнению, что своим появлением они, очевидно, особой радости старшим Бандурам не принесли.

Но, привыкнув к жилищной тесноте, (кроме младшей Наташи у них были старшие дочь и сын, которые в настоящее время жили отдельно) они особенно не огорчились.

— Ну и слава богу! Выбирать-то было не с чего. На «классах» общежитие Антону предоставлялось, но для семьи…. Этот вопрос каждый семейный офицер решал по своему разумению, исходя из личных возможностей.