Со временем как-то всё утряслось: молодёжь перезнакомилась, обжилась и на первых порах они жили дружно. Мужья служили на одном корабле, а тут ещё общая крыша над головой их семей, как прочный корпус подводной лодки, поневоле заставляли жить во многом общими интересами.

В вопросах, как получше порезвиться и погулять изобретательной мастерицей была Омская Галя. В отсутствие мужей она возглавляла походы молодых женщин в кинотеатры, а затем зачастила на танцы в дом офицеров. Пока ничего дурного в этих походах не было, однако….

— Антон, мне понравился дом офицеров Флота, — как-то в разговоре высказала своё мнение Светлана.

— Ну и какие спектакли или концерты ты там смотрела и слушала? — спросил Антон.

— Так мы все втроём там были на танцах, — беззаботно ответила молоденькая жена.

Безосновательная ревность, вернее лёгкий холодок тени её присутствия, уколом горечи коснулась его сердца.

— Как ей объяснить не обижая, что безоблачное студенческое девичество прошло. Что порядочные и верные жёны без мужей на танцы не бегают, — подумал Антон.

— А ты знаешь, зачем девяносто девять и девять сотых процентов молодых и престарелых офицеров эти танцы посещают? — успокаиваясь, тихо спросил он.

— Ну… потанцевать и развеяться, — неуверенно ответила она.

— Не только, — заметил Антон. — В первую очередь они идут туда, чтобы познакомиться с девицами и не всегда с благородными мыслями. Такие простушки, как вы, там редкость. Переспать с ними их ближайшее намерение. А там уж: куда вывезет кривая жизни и, как бог на сердце руку положит! Давай договоримся, что с этого момента друг без дружки, на такого рода мероприятия, мы не ходим. Хорошо?

— Хорошо, — соглашаясь, ответила она.

Действительно с той поры и в радости, и в горе они шли по жизни рука об руку, всегда вместе.

Спектакль разорения семейного гнезда Омских происходил по старому, как мир, сценарию. У смазливой и легкомысленной Гали появились, провожающие до двери, а затем и заходящие в квартиру, поклонники. По слухам, ещё ранее в Севастополе курчавые волосы Бориса она приукрасила симпатичными рожками невинной шалости своего легкомыслия. Теперь же рога заметно выросли и запестрели отростками женской неверности на голове добродушного мужа и толкового офицера — судьба…. Ничего изменить нельзя — кому судилось, тот и носит это рогатое украшение всю жизнь. Борис страдал, но во имя дочери пока рога носил безропотно.

Веселова Лиля была женщиной хладнокровной. У них с Николаем так же подрастала дочь. «Зажечь» Лилю было не просто. Непонятно, какой костёр сомнения дымился в их отношениях, но в последнее время Николай на кухне запивал горькую. Он наклюкался так, что сливая излишки спиртного в общеквартирном туалете, уснул в обнимку с унитазом. Бычок он был «дай боже» и вынуть его тело, заклиненное алкоголем между аксессуарами туалета стараниями всех жильцов квартиры, было делом не лёгким. Но желание пописать удвоило их силы и они кое-как его извлекли и уложили в постель. Лиля во время этой операции хладнокровно молчала.

Со временем Николай немного отошёл и оттаял. Когда «квартира» совместно отмечала день Советской Армии, они немного выпили водки и пошли прогуляться по городу. Увидев милиционера — явление довольно редкое в чисто флотском городе, Николай сжал кулаки и сказал: «Сейчас я набью ему морду!». Антон и Борис навалились на него с двух сторон, пытаясь удержать агрессивные намерения своего товарища.

— За что? — спросил его Антон.

— Пусть гад знает! — и столько гнева было в его голосе, что Антон почти убедился: бить морду было за что! Совместными усилиями они всё же его удержали: бить морду конкретному, провинившемуся, менту правомерно, а вот чистить рыло мусорам всем подряд несправедливо.

Время шло, в его стремительном беге Антон, очередной раз отпущенный на побывку к семье, не только наблюдал, но и всеми внутренностями организма прочувствовал как море, играючись, трепало маленький теплоходик «Кировабад». Его маломощные дизеля урчали, рычали, иногда от чрезмерных усилий визжали, но продолжали натужно вращать гребные винты. Их совместная упорная работа медленно, но верно приближала кораблик к Североморску. На Севере зима уходит не спеша, с оглядкой, но даже в гуле шторма были слышны нотки гимна во славу пробуждающейся природы. Разогнавшись на морской глади, шальной ловелас — апрельский ветер зависал на вершинах сопок. Он оторопело останавливался, совсем как живой человек, который забравшись на высоту был не в силах отвести взгляд от открывшейся, чарующе завораживуещей, ослепительной красоты северной земли. Чуть ниже в распадках на возвышенностях, такие же белые как снег, расположились куропачи. Распустив перья и вытянув шеи, они вызывали соперников на бой — бой во имя жизни. Куропатки, поклёвывая прошлогоднюю ягоду на ещё редких проплешинах, делали вид, что боевые игры петухов их не касаются.

— Ну покричат, ну подерутся — это их мужское дело. У нас же заботы поважней: присмотреть и выбрать для гнезда место, нанести яиц, высидеть, вырастить и уберечь от множества врагов и всевозможных напастей молодняк. Так что нужно клевать ягоду и набираться сил.

Антон готовился стать отцом. Ежели честно, то их любовь со Светланой не была направлена на сознательное планирование рождения ребёнка во чтобы-то не стало. Они были здоровы телом, душой и помыслами, посему появление первенца было естественным природным результатом семейной жизни любящих супругов. Поскольку супруги были совершенно не опытны и одни, то на душе у них было выжидательно тревожно.