— Соль на душу не сыпь…. Ой, как вспомню: водка, пиво…, как сначала было хорошо и как плохо после. Хорошо, что ничего не помню, но всё равно, как мне напомнят, то и сейчас в животе бурчит.

Да, этот «концерт» семья Липовецких так же хорошо запомнила. Домочадцы с трудом затащили пьяного Захара в квартиру. Окончательно его заклинило в ванной. Лёжа и поблевывая он причитал:

— Боже! За что же я мучаюсь? За что же, боже, ты выворачиваешь меня наизнанку…. Сколько добра пропадает зря — выходит из меня и спереди, и сзади…. За что страдаю, прости грехи наши, боже?

Окончательно убедился Антон: славные Ленинградцы — ушедшие в небытиё и живущие сейчас в этом городе — люди разные. Просто одни в силу обстоятельств, воспитания, восприятия жизненных ценностей способны на большее — на то, что мы называем самопожертвованием или подвигом во имя людей живущих. Другие же, обделённые, существуют как трава при дороге и ценность своей жизни измеряют величиной куска, который умещается и проходит через отверстие их рта. Но те и другие хотят жить — жить по-человечески и кто имеет право их осуждать?

— Ладно, — уже во всеуслышание сказал Антон, — давайте выпьем за то, чтобы нашим детям жилось лучше, чем нам и они были счастливы.

На классах наступала пора экзаменов и зачётов. Для Антона не то чтобы это была пора совсем горячей, но будучи офицером организованным, ответственность момента он сознавал. Что говорить — даже Степанов больше не спал. Как и прежде он заинтересованно бегал по аудитории и потряхивал фуражкой. Только в фуражке ворошились не рублёвки, а гармошки «шпор»

— Давай — давай, шевелись! Остались только вы, самые безответственные писаки, — с завидным упорством выбивал он недоимки шпаргалок с Семёнова и Коблова.

— Вот даёт, — удивился его резвости Мусатов. — Степанов, брось «шпоры», лучше собирай деньгу для культпохода по Ленинским местам!

— Ага…, чего рты раскрыли! Вот дожму этих лодырей, сдадим завтра экзамен по оружию и тогда Степанов к вашим услугам. Только с тебя, Мусатов, не рублик, а два. У тебя «будка» вон какая, да и сам ты амбал, дай боже! — под общий смех закончил он.

По установившейся традиции, тот же Степанов в своей фуражке перемешал бумажные трубочки с номерами и каждый слушатель собственноручно вытащил одну из бумажек. Тут же «рок судьбы» по взаимному согласию между офицерами несколько подправлялся и список очерёдности следования слушателей на экзамен был составлен окончательно. Опять же, таки по согласию, учитывая, что Антон по основной — изначальной профессии был ракетчиком и на руку для начала был хорош, то его выдвинули первым номером вне конкурса. Степанов оказался где-то посредине и был доволен и счастлив.

— А как вы думали! Мне нужно чтобы меня тянул кто-то спереди, сзади — кто-то толкал и если здорово сяду на мель, то кто-то третий должен мои ноги переставлять, — опять-таки под смех и хохот офицеров закончил он.

— Хорошо. Усё у нас «на мази». Сейчас собираем «манатки» и по домам. Гуляйте, дышите, отдыхайте, отсыпайтесь. Завтра свежими как огурчики, в белых рубашках прибыть на первый экзамен. Пошли! — скомандовал Кулибаба.

На завтра — экзамен как экзамен: все согласно списка, без всяких шпор, получали свои оценки за ответы на вопросы, взятых со стола билетов. Было как-то даже скучно. А что тут весёлого: вопрос — ответ, вопрос — ответ, никакого разнообразия! Даже Степанов успокоился и начал присматривать местечко, где бы приспнуть. Зевая, он широко открыл рот и, не успев его закрыть, услышал зов дежурного:

— Степанов, где тебя черти носят! Твоя очередь!

С открытым ртом, моментально вспотевший, невнятно пробормотав, что прибыл для сдачи экзаменов, во всей красе растерянности Степанов взял со стола билет и застыл молча, как соляной столб.

Начальник кафедры оружия в свою очередь, несколько прогнав дремоту, его спросил:

— Ну что, служивый, вопросы ясны?

— Не-а! — отрицательно мотнул головой Степанов.

— Ничего себе! — подумал кап-раз и дремота окончательно покинула его. — Вопросы-то вы прочитали и уяснили?

— Не-а! — ещё с большим размахом голова офицера мотнулась из стороны в сторону.