- Сейчас по вашему аппетиту я определю, какие вы есть труженики, - объявила тётя Клава, приглашая курсантов к столу.
Неизвестно, показались ли курсанты хорошими работниками, но едоками он были отменными. С ломтем хлеба, покрытого колечками колбаски, в одной руке и, мелькающей ложкой в – другой, они дружно и весело уплетали вкусное угощение. Насытившись, довольные ребята вопросительно посматривали на свою кормилицу, в ожидании дальнейших указаний. Гостеприимная тётя Клава, «добивая» их обильностью овощного меню, из закутка подсобки выкатила три больших полосатых арбуза.
- Держите мой бедный живот, что б мне похудеть! Не режьте нас щедростью своего хлебосольства! Разве, съев эти арбузы, можно работать!? – разразился речью «Овен», деловито нарезая хрустящие сегменты их красной сочной мякоти. – Не знаю, на много ли увеличится объём засаливаемой капусты нашими стараниями, но наводнение местного ручья мы обеспечим наверняка.
Центральная часть закрытого помещения овощной базы на уровне земли занимали глубокие водонепроницаемые, бетонированные колодцы диаметром около трёх метров. В стороне стояли машины для шинковки овощей, мешки со специями и солью.
Распределённые целевыми группами, выслушав инструктаж, курсанты приступили к работе. Одна группа перебирала капусту, мыла и чистила морковку, другая – на носилках подносила овощи, относила готовую смесь шинкованной продукции и высыпала в колодцы. Несколько человек стояли у машин, подавали в лотки плотные головки капусты, откидывали сладкие кочерыжки в сторону, контролировали ручеёк шинкованных овощей и весь процесс работы в целом. Трое их товарищей, опущенные в колодец, обутые в высокие резиновые сапоги, с вилами в руках разравнивали и, притаптывая, уплотняли, пересыпая солью и специями, витаминные слои заготавливаемого овоща. Работа спорилась, в её налаженном ритме, прерванном на небольшой обеденный перерыв, гора капусты стараниями курсантов была переработана и по всем правилам засолки заложена в колодец для зимнего вкушения уже в качестве нового продукта.
В конце рабочего дня они переоделись в повседневную форму одежды и в награду за хорошую работу получили несколько больших рябых арбузов. Взаимно довольные курсанты расстались со своими временными хлебосольными хозяевами.
Уже дома в училище, после ужина, закусывая сладкими арбузами, они со всей доходчивостью поняли, что принцип: «кто работает – тот ест», справедлив отчасти, с подтекстом.
Во-первых: кушает – если есть что кушать!
Во-вторых: кто работает с душой – тому пища по-особому вкусная и сладкая.
В-третьих: хозяйственники, работники военторга и прочие распорядители богатств, при любых обстоятельствах, имея такие огромные склады и возможности, помирать с голоду даже в блокадном Ленинграде, никогда не будут.
Зима вступала в свои права. Декабрь был холодным: сыроватый ленинградский воздух, подхваченный дыханием Финского залива, в руках деда Мороза, вышибал у тощего, легко одетого горожанина слезу из глаз и насморк из покрасневшего носа.
Курсантам было хорошо: многочисленные помещения спального и учебного корпусов училища от постоянно горячих батарей обогревались надёжно. Вольнонаёмные кочегары, бесперебойно действующей училищной кочегарки, уголёк шуровали вовсю. Сам уголёк подвозился по железной дороге. С приходом железнодорожного состава с углём разгрузить вагоны одним расходным подразделением было делом бесперспективным. Посему авралили посменно почти все курсанты младших курсов училища. Эта тяжёлая работа на морозе восторгов не вызывала ни у кого.
Черномазые, как черти, пропитанные угольной пылью, замёрзшие и голодные, отработавшие вахту курсанты, сдавали рабочую одежду своим сменщикам, мылись в душе шли в столовую, пить горячий чай и полусонные съедали плотный завтрак. Согретые и сытые они буквально падали спать. Отоспавшись и оттаяв, информацией о работе по разгрузке угля они делились неохотно: мол, что говорить, придёт очередь – попробуете сами! «Очередь» не заставила ждать себя долго: тёпленьких сердешных курсачей третьего взвода она выхватила ночью из уютных постелей, переодела в замызганные угольной пылью робы, и с лопатами в руках выстроила у, стоящего напротив, вагона с углём.
Обращаясь к ним, откуда-то, из морозной пыльной мглы ночи, прозвучал распорядительный голос: - Вагон видите? - Лопаты есть? – С подходом машин приступайте к погрузке! Как бы спохватившись, на всякий случай, спросил: - Больные есть? – и сам же ответил, - Нет! – Это хорошо! Далее замолк, как будто его и не было вовсе, - пропал.
- Да, даёт страна угля и мелкого, и крупного! Погрузить две тонны уголька для каждого из нас не так уж много. Справимся, - утвердительно прогудел басом маленький росточком Володя Микулин.
Не долго раскачиваясь, они выбили «костыли» крепежа люков поддона вагона и на рельсы
посыпался ничем не удерживаемый уголь. Открытые люки напоминали пасть дракона, из которой со скрежетом, треском и шумом в клубах чёрной едкой пыли, ради обогревающего людей огня, вываливалось твёрдое топливо. Пока же огня не было, погреться курсантам не помешало б – машины запаздывали.
- А знаете ли вы, как хитрый цыган одним мешком угля грелся всю зиму? – начал рассказывать байку Подколзин. – Когда его донимал мороз, то он взваливал мешок на плечи и рысью оббегал несколько раз вокруг хаты. Способ действовал безотказно! Не верите!? Спросите цыгана и убедитесь сами.
- Ну, ты «Артист» даёшь! В-о-н там - на путях мелькают огни подъезжающих машин, сейчас мы и согреемся, - сказал невозмутимый Коля Суриков и похлопал рукой по стенке вагона. – Что там какой-то мешок, когда у нас целый вагон угля имеется!
Машины больше не опаздывали. Вскоре от работающих молодцев повалил пар.