— Дурак, что ты делаешь? — зашипел Роберт, схватив меня под локоть и пытаясь оттащить.
— Ника! — крикнул я громче, взволновано и ошеломленно.
— Уйди от герцогской кареты, урод! — гаркнул стражник, уткнув в мою грудь остриё меча.
Я бездумно подался вперед, нащупав эфес своего меча. Тем времене из кареты вышли еще две девушки, похоже, служанки.
— Ника! — во всю глотку заорал я.
И она обернулась, растерянно взглянув на меня.
— Ника, это я!
Она удивлённо вскинула брови, окинув меня взором с ног до головы, и рассеяно отвела глаза, повернувшись к служанкам, потеряв ко мне всякий интерес.
«Она меня не помнит», — понял я.
— Это никакая ни Ника, — шипел на меня Роберт, оттягивая от охранника все сильнее упирающего клинок в мою грудь и что-то угрожающе выкрикивающего.
— Это герцогиня Шарлотта Сайдорская, — умоляющим голосом сказал Роберт, — прекрати это безумие, иначе нам обоим несдобровать.
Я ничего не понимал, в голове шумело, сердце ухало по вискам. Я повиновался Роберту и попятился.
Охранник, всё еще держа меч наизготове, пристально следил за мной.
— Это ведь моя жена, — уставившись на лекаря взглядом безумца, пробормотал я.
— Да ты с ума сошел! — возмутился Роберт, уволакивая меня подальше от герцогской кареты.
Тем временем Ника в сопровождении двух девушек скрылась в швейной лавке, а из самой кареты вылез мужик, ряженый в золотой камзол и белые обтягивающие брюки. Вид у него был, словно у напыщенного индюка. Спину он держал нарочито прямо, черные волосы по-идиотски были зализаны назад. Лицо слащавое, даже где-то женственное, с недовольным пухлым ртом. Он неотрывно, изучающе глядел на меня. И было в его взгляде некое изумление и растерянность. Затем он нехорошо ухмыльнулся каким-то своим мыслям и уверенно зашагал ко мне.
— Ну всё, нарвался на герцога, — прошептал Роберт. — Если что я не с тобой.
— Ты кто такой? — насмешливо глядя на меня, спросил герцог.
— Я Ноэ, — с вызовом ответил я.
— Он сумасшедший, — перебил меня Роберт, — Просто сумасшедший, ваша светлость. Он ни стоит вашего внимания. Как видите, несчастный получил ужаснейший ожог и от боли его рассудок попросту не выдержал.