Боль была невыносимой. Человека можно провести через ад. Здесь, на земле. Но прежним он уже после этого не будет. После пыток, придуманных не демонами, а людьми. Ничто не бывает прежним. Донатьен всегда был уверен, что духи наивны и бессильны, человек – вот настоящее зло. Человеческий ум в силах придумать то, что не по силам и демонам. Извращения, жуткие инструменты, самые различные способы причинить страдание – все это дело рук человеческих созданий. Демонам такое бы и в голову не пришло.

Он настолько привык к миру духов, что почти забыл, насколько коварны бывают люди. А сколько мучений могут причинить дыбы, иглы и раскаленные железные прутья, он до сих пор вообще не знал. Ну ладно, пару раз видел, как другим устраивают подноготную, но самому ему ногти с мясом еще ни разу не вырывали. До этого дня.

Ощущение беспомощности пришло не сразу. Вначале он был уверен, что сможет прибегнуть к магии и обратить силу мучителей против них же самих. Только у него это почему-то не вышло. Словно кто-то блокировал все его попытки колдовать. Это было непривычно и в итоге его ужаснуло.

Истерзанный, обожженный, окровавленный, он все еще пытался призвать потусторонние силы, но кто-то стоял у него на пути. В скудном освещении жаровен он видел женскую фигуру в легком одеянии. Она прижимала к лицу золотую маску. Корделия! Но что она делает здесь? Кто мог впустить ее в камеру пыток? Не могла же она предать его и быть заодно с его мучителями?

Вот она оторвала маску от лица, и он увидел ее черты, как будто в каком-то отражении. Пшеничные кудри, изумрудные глаза, платье нежной цветочной расцветки, как тогда на балу, и странную пентаграмму на черном шнурке, висевшую на шее. Последнее привлекло его внимание больше всего. Корделия не могла такое надеть! Его опаленные веки заплыли, но он мог еще рассмотреть знакомый зловещий знак.

– Ты не Корделия! – он смотрел на золотую маску в ее руке. Именно маска все ему и подсказала. Ее сделал тот же мастер, но по другому образцу. Это было золотое лицо горгоны Медузы, а вовсе не ангела. Маска, изготовленная тем существом, которое, поселившись в Венеции, начало именовать себя синьором Донателло, вполне могла создавать любые иллюзии. Стоило отнести ее чуть дальше от лица, и оно стало другим. На него холодно и с насмешкой взирала вовсе не Корделия, а Анджела. Жаль, что он не убил эту подлюку, когда у него еще был такой шанс.

– Знаешь, ты похож на раздавленное насекомое, – проворковала она.

Вот ехидна!

– Ничего, я достану тебя после смерти. – Ему сложно было говорить. Губы и небо были сильно обожжены раскаленными щипцами. Сейчас он получил передышку от боли, но ненадолго. Все тело саднило. Оно напоминало теперь скорее кусок растерзанного мяса, чем живую плоть. Его раны не раз посыпали солью и жгли. Он был изувечен. Что ж, хоть один плюс. Теперь он уже не годится на роль жениха. Никто не сможет тащить его под венец принудительно. Ни его дядюшка, ни родные Анджелы, ни даже сам дож, который не явился в темницу и не помог ему, хотя наверняка знал о том, что здесь происходит. Чужие страдания никого не трогают. Никого, кроме Анджелы. Она ненавидяще смотрела на него, и, казалось, всю боль, причиненную ему, она все еще считает недостаточной.

Она снова начала проводить пассы с маской, но это уже не срабатывало. Лицо было не то, волосы не те. Чернокудрая и черноглазая, она ничуть не напоминала ангела.

– Я надеялась, что, увидев ее здесь, ты испытаешь то же, что не так давно испытала я, – вкус предательства.

Он хохотнул, что причинило ему невыразимую боль.

– Я не так глуп.

Он хорошо разбирался в магии. Но и Анджела – сильная ведьма. Однако в честном поединке он бы выиграл у нее. Она сделала больше зла своими чарами, чем он. Она и ее братец давно творят зло. Пытать и казнить должны были и их тоже, если судить справедливо. Но справедливость в мире редкое явление. Он ощутил это на себе.