Кто-то разбудил ее. Она сама не знала, отчего проснулась среди ночи. В доме было пусто и тихо. Никто не мог явиться к ней в такое время, но ощущение того, что кто-то прикоснулся к ней, было явным.

Она встала, накинула пеньюар с лентами, больше похожий на торжественное платье, и заметила, что клетка с канарейками пуста. Птицы куда-то делись, будто их переловила кошка, которой, надо признать, в доме не было. Зато на их место в пустую клетку кто-то положил свежесрезанные розы. Корделия заметила кровь на лепестках и ощутила тихое благоухание.

Как этот жест похож на ухаживание возлюбленного! Сердце встрепенулось, как птица. Мог ли Донатьен вернуться к ней посреди ночи? И если да, то почему он не остался в ее спальне?

Корделия заметила, что большое зеркало на стене разбито. От него осталась только пустая рама в человеческий рост. Осколки устилали пол под ее ногами. Кажется, на них алела кровь. Похоже, кто-то разбил стекло прямо рукой. И он был в ярости. Все зеркало разлетелось вплоть до мелких частиц.

Мог ли в дом проникнуть грабитель? Вряд ли. Корделия тотчас отмела эту догадку. Ее слишком хорошо охраняли. Донатьен нанял отличных лакеев и повара, который при его мощном телосложении легко мог выступать в роли телохранителя, когда не занимался приготовлением деликатесов. Если бы в дом проник непрошеный гость, его бы тут же выставили с побоями и дубинками. Ей нечего опасаться. И все равно она ощутила тревогу. Кругом царила тишина, как в могиле, и это было подозрительно. Ни пения канареек, ни тиканья часов, как будто жизнь вокруг остановилась. Сонное царство или мертвое царство – как ей теперь называть свой дом?

Корделия спустилась из спальни. Лестница с витыми перилами и ажурными балясинами выводила прямо в обеденный зал. Самый большой зал из нижних помещений. Камин в нем тоже был таким большим, что в нем легко можно спалить человека. Кто-то развел в нем едва заметное пламя. Оно чуть потрескивало, и отлетали искры. Одна упала прямо к ногам Корделии на мраморную ступень и опалила подол пеньюара.

– Реквием!

Это было сказано о треске пламени или о чем-то еще? Корделия подняла взгляд. Угли в зеве камина тлели мерным оранжевым свечением. Скоро они погаснут, но ощущение того, что в камине недавно что-то сожгли, останется. Ей показалось, что она уловила запах горелой плоти.

За длинным дубовым столом кто-то сидел. Его фигура смотрелась бы очень одиноко в таком большом пространстве, если бы он не напоминал сгорбившегося исполина. Корделия разглядывала его украдкой. Рваный плащ, треуголка, потертые сапоги с пряжками, колет, перевязь – все бросалось в глаза прежде, чем спрятанные в тени лицо и руки. Все же блики камина иногда падали на них. Как же сильно и безобразно он был искалечен. Скудный свет придавал его увечьям нечто дьявольское. И все же Корделия не попятилась назад, а сделала пару осторожных шагов вперед. К нему.

– Я видела, как вас казнили вчера, – тихо произнесла она. – Я это видела!

Она будто пыталась уверить в правдивости своих слов себя саму, а не его, молчаливого и мрачного. Подобного гостю из ада. Корделия осторожно приглядывалась к его мясистому лицу без клочка кожи. Он выглядел точь-в-точь как казненный вчера. Или как двойник приговоренного, если только у изувеченного могут быть двойники.